Шрифт:
Закладка:
Приехав за Анни в экипаже, граф обратил внимание, что его невеста имеет несколько заспанный вид, но, сам тщательно скрывая свое волнение, никому бы не сказал, что поднимал себе настроение двумястами граммами коньяка. Ему так не хотелось всей этой церемонии, этой суеты, приготовлений и поездки в Эстергоме! Но отдать дань традиции было нужно. Он с большим бы желанием просто уединился бы со своей невестой в дальней комнате своего дома за легким интимным ужином, плавно перетекающем в первую брачную ночь. Никак нельзя. Надо выдержать дресс-код. Зачем подливать масло в огонь, им еще жить в обществе, которое сейчас самым активным и не пристойным образом обсуждало его и его действия.
Анни, ужасно, хотела спать, ни смотря на то, что крепко спала ночью. И чуть не заснула в экипаже по дороге в Эстергом. Слова священнослужителя она слышала, но совершенно не пропускала через себя.
Все происходило словно во сне и спустя какое-то время она и не вспомнит, в каком была платье на собственной свадьбе. Тетушкой было предложено пригласить с утра для укладки волос в прическу лучшего будапештского цирюльника. Анни отказалась. Волосы кучерявились сами, и она доверила свою голову подруге, потому что ей было абсолютно все равно, насколько красиво ей их уложат в прическу. Хелен же справилась со своей задачей. Встречая свою невесту на крыльце дома, чтобы усадить в свадебный экипаж, граф в самую первую минуту её выхода, даже, почувствовал, как у него перехватило дыхание — настолько девушка была хороша! Все делалось по-современному, без соблюдения национальных традиций, без церемоний и свадебных выкупов. Сын графа и его старый друг граф фон Кербер в Эстергом приехали собственным транспортом. Анни только смотря сбоку на уверенную руку графа, подставленную ей для поддержки и боясь смотреть ему в лицо, про себя ежеминутно молила деву Марию, чтобы все сегодня прошло быстро и легко и отгоняла от себя навязчивые мысли о том, «что умерла бы от счастья, если бы это была рука князя Артура, в этом белом манжете с серебряной запонкой.»
Графу было тяжело на душе. Он понимал, что его будущая супруга не поднимает на него глаза не от невинного смущения и трепета, а от стыдливой лжи самой себе и окружающим о мнимом счастье. И также понимал, как много усилий он должен приложить для того, чтобы не стать для этой девушки любимым и желанным, но хотя бы только близким и приятным. Но он настолько желал видеть эту белокурую, красивую головку каждый день на подушке в своей кровати, он настолько желал слышать каждый день её голос, он настолько желал каждый день ощущать в своей руке тепло её руки, что решился на эту борьбу и пошел против всего элитного общества, осуждающего этот брак.
По окончании церемонии они вернулись в дом графа. Томас был трезв. У него была веская причина вести себя прилично. Перед самой свадьбой, отец зашел к нему в комнату и предупредил, что со всей решительностью лишит его наследства, если бракосочетание хотя бы в малой степени омрачиться по его вине. И голос отца в этот момент звучал столь твердо, и убедительно, что ему не нашлось даже что возразить. Это было бесполезно и решено!
С широко открытыми глазами, Анни смотрела на изысканно убранный стол. Ее сердце стало оттаивать после церкви и проповеди священнослужителя, которые только лишний раз наводили её на мысли — «Не совершает ли она ошибку всей своей жизни!» Такой утонченности и роскоши, они никогда не видела и не мечтала о таком. И мысли, что теперь и она ко всему этому будет причастна, растапливали лед в её сердце. Она будет ходить как царица по красиво и богато обставленным, убранным комнатам с осознанием того, что хозяйкой этой красоты и является Анни Милешевская, девушка из не знатной семьи, но богатым и глубоким внутренним миром, достаточным потенциалом для того, чтобы заслужить все это для себя!
Ее глаза впитывали красоту сверкания переливающихся под тяжелой люстрой хрустальным светом высоких бокалов, кувшинов и ваз, в которых просто кричали своим совершенством царицы всех цветов розы! Различные, до селя ею и не виданные яства, и разнообразие напитков! Серебряная посуда и белоснежные накрахмаленные салфетки, хрустящие при каждом к ним прикосновении! Граф услужливо отодвинул перед ней высокое кресло, и она стала погружаться медленно, медленно в состояние легкого удивления, как мало она знает о жизни богатых людей и какие они счастливые должно быть от всей этой роскошной комфортности! Даже куда-то убежал все время давивший ей на сознание страх перед первой брачной ночью! Но, подняв взгляд от кушаний, на человека напротив и увидев внимательные и встревоженные глаза графа Отто фон Махеля, страх снова схватил её в свои цепкие объятья, и она видела выход только в том, чтобы позволить себе как можно больше шампанского, чтобы избавиться от мысленного контроля и не имея сил сопротивляться своей же собственной душе, полностью отдаться на волю чужого ей человека.
Хелен же ловила на себе лукавые взгляды Томаса фон Махеля и, совсем угнетенная скукой в этом узком кругу самых близких людей, решила легким кокетством, хоть как-то поднять себе настроение.
Томас фон Махель был мрачнее тучи. Шампанское ему даже не подносили. Он бросал тяжелые взгляды, полные ненависти на Анни. Но так как сидел рядом с Хелен, и старался галантно за ней ухаживать, та ничего не замечала. Разговор между ними медленно тек в своей скучной банальности и Хелен отмечала про себя, что Анни слишком часто держит в руке бокал и яркий румянец вспыхнул на её красивом лице, что делало её еще более неотразимой. Только тетушка поняла какими силами управлялось поведение её племянницы, и она первая заметила, что всегда озорной взгляд с этакой «чертавщинкой» светящейся изнутри, убежали «бесята» и он стал серьезным и глубоко вдумчивым. Грань расставания с молодостью пройдена, и сделан первый шаг в жизнь взрослой замужней женщины со своими проблемами и тревогами.
И
