Шрифт:
Закладка:
Вакансии между тем зависли: опытные акулы пера не штурмовали толпами порог редакции, а хорошего корректора вообще днём с огнём не найти. Зарплата мизерная, а работа скрупулёзная. Так что Татьяна, таскавшаяся за Чарским, как преданная собачонка, оказалась незаменимой в прямом смысле этого слова.
– Марина, зайди ко мне, – устало позвал по громкой связи Данько, но ответа не последовало. «Опять, зараза такая, курить отправилась!» – раздражённо подумал Олег Ефимович и выглянул в окно.
На крыльце без всякого зазрения совести, зажмурившись от удовольствия и отклячив хорошенькую попку, целовалась с очередным хлыщом его ненаглядная супруга. Вся её поза, полная любовного томления, словно говорила несчастному господину Данько: «Так тебе и надо, старый импотент!»
Савельева наконец-то выписывали из больницы, естественно, взяв с него честное слово: беречь себя любимого. У ворот больницы стояла целая толпа жаждущих видеть Антона Павловича живым и здоровым. Он нашёл среди встречающих одно-единственное лицо, которое мечтал видеть всегда, и глаза его засветились какой-то удивительной нежностью, сразу сделавшей его моложе на добрый десяток лет.
– Привет, моя лапушка! – улыбнулся Савельев, осторожно обнимая Элку, словно это она недавно перенесла инфаркт.
Рядом с Карелиной стояла незнакомая русоволосая красавица, по возрасту и степени ухоженности почему-то напомнившая Антону его бывшую жену в её лучшие времена. Саму Валентину накануне отвезли в наркологию, её пришлось откачивать: слишком много и долго она пила.
– Антон, познакомься: это моя мама, – улыбнулась Элка, отследив заинтересованный взгляд Савельева.
– Ирина Николаевна, – с достоинством представилась маман, протягивая мужчине руку то ли для пожатия, то ли для поцелуя. Галантный вицемэр, естественно, выбрал последнее, и женщина вспыхнула от удовольствия.
– Не обольщайся, она ещё скажет своё веское слово, – озорно шепнула на ухо Антону Эльвира.
– Ничего, прорвёмся! – с лёгкостью пообещал Савельев.
А вечером, когда Антон с наслаждением мылся в душе той самой квартиры, которую ему подобрал Влад в качестве последней услуги на посту помощника заместителя мэра, Ирина Николаевна ехидно заметила дочери:
– Ну сколько я могу тебя учить? Говоришь тебе, говоришь, – а всё без толку! Ты думаешь, этот твой Савельев смог меня очаровать? Да, смог! Потому что стремился к этому! И не спорь со мной, я лучше знаю! А ведь он только что вышел из больницы! Что же будет дальше? Наплачешься ты от него, попомни моё слово! Эх, дочка, дочка! И откуда ты только берёшь этих мужиков с блядскими глазами?..
Эпилог
В концертном зале музыкальной школы города N шёл очередной фестиваль «Весенняя рапсодия».
На сцене, прямо в точке пересечения серебристых лучей прожекторов, стояла тоненькая белокурая девочка с огромными серыми глазами, сжимающая дрожащими пальчиками радиомикрофон. Девочка пела, и зрители восторженно замерли, прислушиваясь к хрустальной чистоте юного сопрано.
Когда песня отзвучала, зал на несколько секунд очарованно затих, а потом взорвался искренними аплодисментами. На сцену вышел взволнованный директор школы Сергей Никитич Лебедев с огромным букетом белых роз. Мужчина, не скрывая выступивших на глаза слёз, сказал:
– Господа, вы присутствуете при уникальном событии. Этой девочке удалось совершить настоящее чудо. Поверьте мне, старому музыканту: я знаю, о чём говорю! Она преодолела страх перед сценой и, лишившись возможности заниматься любимым делом – игрой на фортепиано, – нашла в себе силы не сломаться, а обнаружить в себе другой талант, не менее яркий и значительный. Она запела! Спасибо всем, кто помог Женечке вернуться на сцену. Спасибо тебе, Женечка. Запомните это имя: Евгения Карелина. Скоро оно прозвучит на всю Россию! Надо только верить в собственные силы и ни при каких обстоятельствах не опускать руки! Браво, Женя!
Девочка приняла цветы из рук директора школы и даже, встав на цыпочки, поцеловала его в щёку, вызвав в душе Сергея Никитича новый приступ волнения, способного вызвать слёзы даже у мужчин.
Сидящие в зале Элка и Антон переглянулись и незаметно взялись за руки. Они не стали поправлять старого педагога, назвавшего Женю Карелиной. К тому моменту девочка уже носила фамилию Савельева, так же как и её мама. Вице-мэр, заметив, как сияют глаза его жены, наклонился к её уху и тихонько спросил:
– Ты не жалеешь, что ушла из журналистики? Сейчас бы взяла шикарное интервью у нашей Женьки!
– Ага, а потом писала бы тебе предвыборные статьи, – улыбнулась Элка. Савельев недавно выставил свою кандидатуру на выборы мэра города N, осуществив наконец свою мечту сделать решительный шаг к избавлению от позорного прозвища Вечно Второй.
Она была благодарна любимому мужчине за то, что он с первого дня их совместной жизни назвал Женьку своей дочерью и сделал всё, чтобы она оправилась от перенесённого потрясения. А потом он нашёл бывшего мужа Эльвиры и добился от него официального отказа от отцовства. Тот, кстати, и не думал сопротивляться, чем окончательно разочаровал и Элку, и Антона.
– А может, всё-таки вернёшься в свою газету? Там сейчас Чарский редактором! Помнишь ту историю о двух мужиках в трамвае? – почему-то упорно гнул свою линию Савельев.
– Это про то, что журналисты напоминают пиявок, что ли? – насторожилась Элка в ожидании подвоха. И её ожидание оправдалось сполна:
– Вот-вот, ту самую! Я недавно был в больнице на профилактическом осмотре. И мне посоветовали попробовать гирудотерапию…
– Лечение пиявками, что ли? И поэтому ты решил завести дома свою личную пиявку-журналистку? – Эльвира щёлкнула вице-мэра по лбу, он невольно прыснул и тут же получил замечание от весьма пожилой дамы, сидевшей сзади:
– Молодые люди, прекратите шуметь! Вы мешаете слушать будущую звезду!
– Ваши бы слова да Богу в уши, – вздохнул Савельев.
Сам он ни на секунду не усомнился в предсказании старушки: ведь Женька была дочерью его настоящей звезды!
