зевнул, да так сильно и неудачно, что у него свело челюсть, и острая боль иглой пронзила его скулу, почти под ухом. Он ойкнул и схватился ладонью за ухо.

Хавьер посмотрел на него, усмехнулся и произнес:

– Теперь, вот, челюсть вывихнул… – он подошел к нему и резким движением вправил челюсть на место.

У Арнульфа потемнело в глазах и даже слезы выступили от резкой боли, но, как ни смешно будет звучать – вывих прошел, челюсть встала на место и боль сама собой ушла, оставив после себя ноющую пустоту и облегчение.

– Спасибо… – выдавил он из себя.

– На здоровье… – Хавьер резко запрыгнул в седло и, поддав шпорами своего скакуна, начала выезжать из леса. Арнульф поехал вслед за ним, проклиная весь свет и четко решив для себя, что первым, кого он прикажет зарезать, будет именно этот умелый и опытный воин.

Больше он не предпринимал никаких резких и необдуманных движений, покорно следовал всем указаниям испанца и думал лишь о том, как бы поскорее добраться до Таррагона и встретиться со своими верными людьми.

Таррагон. 17 августа 1129г.

– Повелитель, они подъехали к передовым заставам твоих владений. – Мусульманин, произнесший эти слова, низко склонил голову в почтительном поклоне. – Ловушка ждет птичку…

– Спасибо тебе, мой верный Абдалла. – Филипп лежал, откинувшись на расшитые парчовые подушки и, наслаждаясь, потягивал легкий дым из кальяна, напоенный ароматами вишни. Он закрыл глаза, медленно выпустил тонкую струйку ароматного дыма изо рта, открыл глаза и, улыбнувшись, произнес. – Весьма признателен моим подданным, сумевшим обуздать дым и превратить его в наслаждение, прочищающее сознание и расслабляющее тело.

Абдалла выпрямился и, улыбнувшись, ответил:

– Аллах велик, мой повелитель…

Филипп вынул изо рта изящный резной нефритовый мундштук, сел на широком и низком диване, застеленном большим пушистым ковром персидской работы, скрестил ноги на арабский манер и жестом пригласил его присесть возле себя. Воин осторожно присел на край дивана. Рыцарь посмотрел в открытое окно, зевнул и, потянувшись, расправил плечи.

– Душно сегодня…

– Да, повелитель… – Абдалла кинул головой.

– Как отец? – Филипп почесал ладонь и пристально посмотрел на юношу.

Абдалле едва минуло восемнадцать лет. Легкий черный пушок редких курчавых волос уже покрыл подбородок и верхнюю губу юного мусульманина, служившего начальником личной охраны Филиппа и прослывшего непревзойденным мастером в стрельбе из лука и пешего боя на Моргенштернах.

– Слава Аллаху, повелитель… – скромно опустив глаза, ответил воин. – Жду ваших приказов, весь превратился в слух, повелитель.

Эта витиеватая мусульманская почти стихотворная манера говорить до сих пор не переставала умилять рыцаря. Мало, чтобы ответить, надо было ответить вежливо, учтиво и почтительно, а без стихов тут никак…

– Хавьера задержите на кордоне… – Филипп почесал подбородок. – Найдете причину. Вас мне учить нет нужды. Англичанина же отпустить, но приставить скрытое наблюдение. Он не может быть один…

– Слушаюсь и повинуюсь, повелитель. – Юноша встал и поклонился. – Мы уже взяли под контроль всех людей, прибывших в город за последние два месяца.

Филипп встал и, подойдя к раскрытому окну, высунулся в него по пояс, вдохнул свежий воздух, улыбнулся и сказал:

– Что-нибудь интересное есть?..

– Есть… – Абдалла улыбнулся с довольным видом. – Трое особенно нас заинтересовали.

– Сам знаешь, что с ними делать…

– Слушаюсь и повинуюсь… – Абдалла низко склонил голову и попятился спиной к дверям.

Филипп повернулся к нему и спросил:

– Бассейн залили свежей водой?..

– Да, повелитель… – мусульманин знал страсть рыцаря к купанию в бассейне, украшенном изразцами, вода в котором почти ежедневно менялась и подогревалась, так как подавалась прямо из огромного колодца.

– Спасибо, мой верный Абдалла, можешь быть свободным… – Филипп расправил складки своего тонкого шелкового халата, всунул ноги в удобные и мягкие шлепанцы с загнутыми носками и направился вслед за Абдаллой к выходу из комнаты…

Хавьера, к несказанной радости и удивлению Арнульфа, задержали на кордоне, откопав у него признаки какой-то заразы или еще чего-то, просто англичанин еще не мог понимать всех тонкостей местного языка. Он с довольным видом и в прекрасном настроении въехал в город через северные ворота и, насвистывая мотив какой-то веселой мелодии, направился к центру города, ведь, по логике вещей, главный собор именно там и должен был находиться.

– Не подскажите бедному пилигриму как добраться до большого собора?.. – он, не слезая с седла, спросил одного горожан из суетившихся под ногами его жеребца.

– Прямо, благородный дон… – горожанин махнул рукой, указывая на улицу. – За поворотом его и увидите…

Арнульф подъехал к собору, спрыгнул с коня, привязал его к большой изгороди и вошел в храм…

Он всю неделю приходил в храм, но своих людей так и не встретил. Арнульф не знал, что за несколько часов до его приезда в город, троица агентов была блокирована в доме и после небольшого, но четко спланированного и решительного штурма была схвачена, допрошена и теперь содержалась в тюремном застенке без всяких надежд на свободу…

Арнульф оставался один на один с проблемой…

ГЛАВА XIII.   Один среди шумной толпы.

Таррагон. 27 августа 1129г.

– А каков он, ваш новый граф?.. – Чужеземец, сидевший за соседним столиком в портовой таверне Таррагона, приветливо улыбнулся и, прихватив со своего стола три глиняные бутылки с красным терпким испанским вином, подсел к группе торговцев, которые отмечали, судя по их довольным и разгоряченных вином лицах, какую-то весьма удачную сделку. – Я нездешний, пилигрим и историк…

– Добро пожаловать в Таррагон, чужестранец! – Самый крепкий и широкий в плечах торговец, считавшийся, видимо, старшим в этой компании, приветствовал его и радушным жестом пригласил к своему столу. – Присаживайтесь…

Через пару часов в голове Арнульфа, и без того набитой самыми разными и, зачастую, противоречивыми сведениями, образовалась такая чудовищная мешанина, что понять, каков в действительности граф Таррагона было просто невозможно. Он был, одновременно, высоким и низким, худым и широкоплечим, черноволосым и рыжим, одноглазым и одноногим, – в общем, столкнись он с ним на улице – никогда бы не узнал.

Арнульф вышел в темноту внезапно и незаметно набежавшего теплого летнего вечера и, наслаждаясь приятными дуновениями освежающего морского бриза, побрел вдоль набережной, наслаждаясь шумом волн, разбивающихся о прибрежные камни. Он пытался собрать воедино все сведения, полученные им за неделю, чтобы, откинув лишнее и выдуманное, создать четкий образ того, о ком ему надо было знать все, или хотя бы почти все, что возможно.

Ночь была тихой и темной, город и порт как-то быстро и незаметно обезлюдели, но Арнульф не опасался нападения разбойников –