раз не привлекать к себе внимания. Проезжая мимо одной из таверн, стоявшей почти возле выезда из городка, альмогавар спрыгнул с коня, забежал в грязный и полутемный зал и, увидев человека, одетого в серый монашеский балахон, подсел к нему за столик.

– Гость слишком уж любопытен… – тихо произнес он. Монах поднял голову и снял капюшон, открывая лицо. Это был Рамон. – Может, нам его… – альмогавар провел рукой по горлу. Рамон отрицательно покачал головой и ответил:

– Нет, Хавьер. Пусть он едет дальше. Твоя задача только следить за ним и запоминать места и людей, с кем он вступит в контакт…

Альмогавар кивнул и, поднявшись из-за стола, поспешил к выходу…

Арнульф добрался до церкви святого Михаила только к вечеру. Набегающие и сгущающиеся сумерки, бледное сияние убывающей луны окрашивали лес и кладбище, расположенное сразу за приземистой церквушкой, голубовато-серебристым цветом, отчетливо прорисовывая могильные камни, кресты и наполняя окрестности мертвенным молчанием. Только совы ухали в чаще леса, да небольшие юркие стайки летучих мышей носились в чернеющей синеве убегающего вечера, от которого оставалась лишь узенькая малиново-фиолетовая полоска на западе.

Англичанин слез с коня и, привязав его к длинному шесту, служившего чем-то вроде указательного столба, подошел к дверям церкви и потянул на себя большое бронзовое кольцо, прибитое большими гвоздями с проржавевшими шляпками. Окованная жестью дверь противно застонала и со скрипом, от которого у Арнульфа мурашки пошли по спине, стала открываться.

Он шагнул внутрь и оказался в небольшом зале, слабо освещенном несколькими свечами, догоравшими в высоких подсвечниках возле алтаря, грубо вырезанного из цельного куска мрамора. Возле алтаря стоял на коленях монах.

Арнульф перекрестился и, подойдя к нему, встал на колени возле священника, едва слышно бубнившего себе под нос слова молитвы на латыни. Он дождался окончания молитвы, после чего смиренным голосом произнес:

– Отче, примите ли вы путника, сбившегося с пути?..

Монах встал и, отряхнув пыль со своей сутаны, ответил:

– Сын мой, церковь есть дом Господень и приют для страждущих и заплутавшихся путников. Если тебя не отвратит наша бедность и нужда…

– Нет, отче, я смиренно радуюсь щедроте Творца… – ответил Арнульф и поднялся вслед за монахом с колен.

– Тогда, сын мой, помоги мне наколоть дрова для ужина… – монах снял с головы капюшон и обнажил старое лицо, покрытое глубокими морщинами. – После мора, пронесшегося здесь с месяц назад, я остался один…

– С радостью, отче… – ответил англичанин.

Они вышли из церкви и прошли на задний двор, примыкавший к кладбищу. Монах показал Арнульфу место, где лежал топор, поленницу, после чего устало присел на большой камень, покрытый мхом.

Арнульф быстро наколол двора. Он поймал себя на мысли, что давно, очень давно не ощущал такой душевной легкости и покоя, чему несказанно обрадовался. Маленький и покосившийся на один бок каменный домик монаха, покрытый старой черепицей, был и спальней и кухней для этого божьего человека. Вместо кроватей в комнатке были три топчана, сбитые из досок горбылей и устланные мягкой соломой. Они быстро приготовили незамысловатый ужин, состоявший из ячменной каши, нескольких ломтей серого хлеба и молока.

– Отче, – пользуясь случаем, спросил Арнульф, – у вас, наверное, уже и не хоронят никого?..

– Это верно, сын мой… – грустно ответил монах. – Последний раз, помнится, здесь похоронили одного рыцаря из северных земель…

Арнульф вздрогнул и, посмотрев на него, спросил:

– Мавры убили в бою?..

– Господь забрал его грешное тело и бессмертную душу. – Ответил тот, облизал ложку и стал собирать глиняные плошки для того, чтобы вымыть их после ужина. – Христиане убили его из проклятого оружия…

– Неужели? – Арнульф сделал вид, что удивился и заинтересовался его рассказом. – Неужто, отче, и у вас христиане убивают друг друга? Из арбалетов?.. – он сокрушенно покачал головой. – Ай-ай, какая беда. Я думал, что здесь идет священная война, а здесь, – он вздохнул, – такой же бедлам, что и везде…

– Вот-вот, сын мой, ты совершенно прав. Бедлам. – Кивнул ему в ответ монах. – Рыцарь-то был еще молодой, красивый. Волосы цвета темной меди, статный, в богатых одеждах…

– Молодой? – Арнульф почувствовал, как в его груди что-то шевельнулось. – Юный?..

– Почти как вы, сын мой, может, чуть моложе…

Англичанин заерзал на стуле.

– А кто с ним был еще?..

Монах задумался, напрягая свою старческую память, посопел немного и ответил:

– Девушка с ним была, плакала всю дорогу, да рыцарь, тоже рыжий волосами и одет беднее. Хотя…

– Что, отче? – Арнульф напрягся. – Что-то странное было в том рыцаре, да?

– Скорее всего, сын мой, скорее всего… – задумчиво ответил монах. – Он держался как-то странно.

– Неужели? – Арнульф придвинулся к нему поближе.

– Какое-то странное и каменное лицо, словно его самого в этот момент предавали земле, а не того несчастного воина-франка… – монах пожал плечами. – Словно он себя хоронил, что ли…

– Франк? Вы ничего не путаете, отче? Убитый рыцарь был именно из франкских земель? Может нормандец?.. – англичанин почувствовал. Как у него вспотели ладони. – Вы различаете нормандцев от франков?..

– Они почти похожи были, сын мой. – Ответил монах. – Господь сам разберет кто из них франк, а кто нормандец. Мне так сказали, а я записал. Даже много денег дали на панихиду и надгробие… – старик покачал головой. – Очень много, словно он был богат или наоборот, очень грешен и чего-то боялся при жизни…

– Кто боялся? Тот, кто был убит или, может быть, тот, кто остался в живых? – не унимался Арнульф.

– Творец сам разберется… – ответил уклончиво монах.

– А надгробие уже поставили?..

– Да, сын мой, могу вам его показать. – Монах немного воодушевился, желая похвалиться красивым и богатым надгробным камнем с крестом и гербом. – Очень постарались…

Они вышли в темноту ночи. Монах шел с факелом, Арнульф вслед за ним. Надгробие располагалось в самом дальнем углу кладбища, почти возле леса, росшего вокруг кладбища и церквушки.

– А вот и оно самое… – монах остановился возле большого черного обелиска, высеченного из цельного куска гранита и украшенного большим крестом. На гладком камне был вырезан герб рыцаря, похороненного под этой мрачной плитой – три стропила на чистом поле герба. Латинский текст, выбитый под ним, четко и красноречиво говорил: здесь покоится раб Божий Филипп, сеньор де Леви и де Сент-Ном, родом из королевства франков, рыцарь и грешник…

– Филипп… – вслух произнес Арнульф. – Неужели ты здесь?..

– Вы, часом, не были с ним знакомы, сын мой?.. – монах покосился на англичанина, чье странное поведение показалось ему подозрительным и насторожило старика.

– Нет-нет… – испуганно и растерянно ответил Арнульф. – Красивое имя…

– Да… – ответил монах, –