Шрифт:
Закладка:
От светлого облачка под березовыми крыльями веяло прохладой, Светловой вгляделся, перед взором его поплыли радужные лучи, из сияющего облака на миг показалась прежняя Белосвета – такая, какой он увидел ее впервые, во всем очаровании юной свежести – с нежной прохладой густых волос, мягким теплом гладкой кожи, чистым блеском глаз, тонким налетом румянца. И именно такой она казалась наиболее прекрасна, когда являла собой лишь обещание и указывала только в будущее, к расцвету, который был еще впереди. Дорога к расцвету прекраснее и упоительнее, чем сам расцвет, но дороги годового круга, как и дороги судьбы, не знают остановок и поворотов назад…
– Я ухожу… – тихим эхом хрустальной росы прозвенел голос издалека. Она уже ушла, перед глазами Светловоя задержался лишь образ прежней красоты. – Прощай…
– Нет, постой! – Светловой шагнул к Белосвете, умоляюще протянув руки. – Я откажусь! Не уходи!
Не слыша и не видя его, погрузившись душой в свой далекий мир, Белосвета подалась назад, коснулась спиной белого ствола березы и пропала. А береза вдруг вспыхнула золотом, яркий свет наполнил ствол, влился в каждый листок, и дерево мгновенно превратилось в столб чистейшего, ослепительного небесного огня. Каждая веточка, каждый трепещущий листок были четко видны на темном небе, и от красоты огненного дерева у Светловоя захватило дух. И тут же береза погасла, темнота навалилась и оглушила.
Светловой стоял один на поляне, протянув руки к березе, которая больше ничем не отличалась от других деревьев. Но Светловой еще видел там свою любовь; как слепой, он подошел к березе и обнял белый ствол, прижался щекой к прохладной гладкой коре. Ему казалось, он чувствует, как под корой бьется сок, дерево видело и понимало его тоску, но бессильно было ее утешить. Темнота залила душу Светловоя, он не хотел открывать глаза, зная, что во всем мире не осталось ничего, кроме тьмы и пустоты. И плачет тоска, и рыдает тоска, и кидается от востока до запада, от реки до моря, от дороги до перепутья, от двора до чиста поля – и нигде ей места нет…
Тяжесть горя давила на плечи Светловоя, словно мешок песка. Не в силах выдержать этой тяжести, он лег на траву, уткнулся лбом в землю. Ему хотелось, чтобы земля расступилась и поглотила его, хотелось лежать бесчувственным и безгласным, как камень, не ощущая своей тоски и пустоты мира. Лучше бы он никогда не узнал Белосветы, чем потерял ее теперь, узнав. Где взять силы жить, если ушла она, давшая свет и смысл миру? И зачем жить?
Тихий снег падал с темного неба, укрывая лежащего Светловоя, ложился ему на спину и на плечи, на голову, глушил звуки и ощущения. Лежать вот так, навек укрытым от мира и его обитателей, среди которых нет ее… Время замедлило свой бег и остановилось.
Кто-то вдруг тронул его за плечо. С трудом очнувшись, Светловой не хотел поднимать головы, но чьи-то упрямые пальцы с птичьей цепкостью держали его за плечо и тормошили. Груды снега исчезли, Светловой снова ощутил тепло летней ночи, упругую траву, запах зелени.
Он медленно приподнялся и сел. В глазах его было темно, и он не сразу разглядел тонкую фигурку, стоящую на коленях рядом с ним.
– Что, княжич светлый, упустил свою лебедь? – спросил смутно знакомый голос.
Приглядевшись, он узнал Светлаву. Внучка ведуньи смотрела ему в лицо, и глаза ее горели, как две черные звезды.
– Откуда ты знаешь? – медленно спросил Светловой, как будто заново учился забытой человеческой речи.
– Я много знаю. Больше тебя знаю.
– Тогда почему она ушла? – Светловой с надеждой посмотрел на девушку.
Словно осваивая чужой мир, он вспоминал свой собственный, и любой другой понимал этот мир лучше, чем он.
– Потому что время ее проходит, – уверенно ответила Светлава. – Ты сам-то, княжич светлый, знаешь ли, с кем говорил? Ведь она – сама Леля-Весна.
Светловой грустно кивнул головой: никто, кроме богини, не мог быть так прекрасен.
– Хорош ты, княжич, самой Леле приглянулся, – продолжала Светлава.
Голос ее был не таким, как обычно: в нем слышались зрелость и умудренность. Но Светловою было не до того.
– Почему же она ушла? – в тоске повторил он. – Ведь я люблю ее! А мать… Разве с матерью о любви спорят?
Светлава тихо засмеялась, и смех ее был каким-то не девичьим, скрыто-ехидным, как будто она знала все ответы, но не хотела делиться.
– Мать! Она не знает матери! Весна – всегда молода и всегда одна! У нее ни родителей, ни детей нет и быть не может! Она ни сыновней, ни отеческой любви не поймет – все ей, ей одной! Разве не так?
Светловой грустно кивнул, не вдумываясь, но чувствуя в словах девушки смутную правду. Весеннее чувство, чувство молодости и пробуждающейся любви, не помнит ни родителей, ни детей, ни друзей. Прежде чем завязать ягоду, цветок набирается сил и жадно впитывает тепло, влагу, свет, ни о ком не заботясь и ни с кем не делясь. Весна стоит один на один со всем миром и думает только о себе.
– А ты ради матери своей любовью пожертвовал! – сказала Светлава, и Светловой услышал в ее голосе насмешливый упрек. – Вот и оставайся теперь весь век один! Жены все равно не полюбишь, курицей белу лебедь не заменишь! Без нее счастлив не будешь!
– Так что же мне делать? – в отчаянии воскликнул Светловой. Сейчас он был готов на все.
– Хочешь весну удержать – будь сам как весна, – загадочно сказала Светлава. – Будь сам как она. Хочешь весну свою воротить – все для нее забудь. Все забудь!
Не давая Светловою ни слова сказать, девушка вдруг вскочила на ноги и бросилась прочь, только косы ее мелькнули мягким золотистым отсветом. Но перед взором Светловоя все стояли ее глаза, две огромные черные бездны. И чем дольше он смотрел в них, тем больше они становились, надвигались, затягивали… Будь сам как весна… Что это значит?
* * *
Рассвет наполнил утро прохладой, игрища выдохлись. В земной мир вступило лето. Внучка ведуньи Светлава проснулась от холода. В лицо ей веяло свежее дыхание росы. С трудом поднявшись, она сидела на траве под березой, одной рукой опираясь о холодную землю, а другую прижимая к лицу. Она старалась собрать мысли в кучу, но ничего не
