От понимания, что это всё неправильно, и что Конни никогда и ни с кем такой не была, и от того, как пылко она целовалась, у Чеда в штанах стало тесно. Он заворожённо приблизился к окну и с усмешкой покачал головой. На террасе разворачивалось очень интересное зрелище. Мужика словно с поводка спустили — он сгрёб Конни в медвежьи объятия, сжал её даже через перила так, что она издала громкий стон, но не отпрянула. Только сунула руки ему под куртку и рубашку. Чед неторопливо достал телефон и включил камеру, приблизив изображение. Даже не сомневаясь, правильно ли поступает, включил видео.

И над его ухом не прозвенел ни один тревожный звоночек. Он наблюдал за тем, как добропорядочная девчонка Констанс Мун отдаётся собственному дяде.

Жить Чеду оставалось только два дня.

4

Earlyrise — Narcissistic Cannibal (Korn cover)

За ужином они съели всё мясо и выпили эль. Говорили ни о чём и обо всём, так, о ерунде какой-то. Конни выяснила, что Хэл не любитель отмечать Хэллоуин, да и мать его праздник не особенно жаловала. Вот он и обзавёлся привычкой работать в канун Дня всех святых. Конни понурилась.

— Ничего, тыковка, в следующем году обязательно отметим его вместе, — ободрил Хэл и закурил.

В баре это было можно, во всяком случае, здесь — не то что в современном новомодном на Барстон-стрит, открывшемся два года назад. Там и коктейли были химическим блевотным дерьмом, и курить нельзя, и спокойно терпели всю эту модную молодёжь с претензией на псевдоинтеллектуальное — ой, Хэл ужасно не любил всю эту братию. Кривят губы, делают умные лица, говорят о толерантности и равноправии. В таких местах он старался не бывать даже по большой нужде.

Конни услышала это и, убрав волосы на правое плечо, кивнула. Она не ожидала, что он сам заведёт речь, и робко спросила:

— А что насчёт твоей мамы? Не навестишь её перед отъездом?

— В Акуэрт так просто не пускают, — соврал Хэл. — Нужно записываться по звонку в день посещений. И у меня совсем не будет на это времени.

— Там хорошо кормят? Ей что-то нужно, быть может? Я могла бы отправить посылку. Или передать подарок с тобой, если нельзя с доставщиком.

— Всё о’кей, тыковка, не нужно волноваться, — успокоил Хэл и погладил Конни по руке. Он задержался, не желая отпустить её, а она сжала его пальцы в своих. — Сладости она не любит, а фрукты я уже привёз. Поверь, если что понадобится, я тебе сразу скажу. К тому же, гостей она совсем не ждёт и не очень жалует. Она пожилая женщина, ей важен покой.

— Хорошо. Просто мне хотелось чем-нибудь порадовать её. Она ведь моя бабушка тоже.

Хэл состряпал понимающее лицо, пока Конни задумчиво продолжила:

— Я хотела бы помочь ей. Помочь тебе. Может, просто встретиться как-нибудь вместе, одной семьёй.

При слове «семья» Хэл с опаской поднял глаза на Констанс и встретился с её беспокойным взглядом. Он знал, что она уже начала его анализировать. И знал, что, может быть, уже попался в её ловко расставленные сети. Но какими бы сильными они ни были, он завершит задуманное до конца.

«Детка. У покойников и живых не может быть семьи» — тяжело подумал Хэл, но вслух произнёс:

— Какой вопрос. Мы обязательно съездим к ней вдвоём. Сыграем в бинго; у местных стариков это в ходу.

— Как в кино про все эти старомодные пансионы, — просияла Конни.

Хэл тоже улыбнулся. Констанс — она как солнышко, не ответить ей теплом было невозможно. Но он хорошо помнил, что будет дальше, поэтому всё же делал искренне на пятьдесят процентов. На остальные пятьдесят — играл:

— Да. Я тебе клянусь, у них там время застыло на семидесятых. Ну что, детка, ты поела? Давай я отвезу тебя домой.

— Давай. Но сначала — фото. Эй! — пока Хэл не опомнился, Конни вскочила и подбежала к стойке. — Мистер, простите, что беспокою.

Бармен поднял на неё выцветшие усталые глаза.

— Вы не могли бы щёлкнуть нас на память? Вот тут, возле стены с рогами?

— Без вопросов. Только скорее.

Хэл снова почувствовал себя остолопом. С Конни было ох как непросто: она поманила его, и он бодро подошёл, но в груди теснило и кололо. Теперь нужно ещё думать о фото на память. Тут бармен взял с полки у себя за спиной старый полароид, вытер правую руку о фартук и вышел из-за стойки, нацелившись на пару.

— Встаньте ближе! Вот. — Он прищурился. — Не люблю я цифровые снимки, простите мою слабость. Ну-ка.

У Хэла затрепетали ноздри. Плёночное фото. Хуже не придумаешь. Нет, фото мгновенной печати. Ещё веселее! Он надеялся, что на полароидах не бывает негативов, иначе ему пришлось бы подумать о них. Вдруг Конни обняла его за талию. Хотя длины руки ей не хватило, чтобы как следует обхватить Хэла, но он чувствовал её ладонь у себя на боку. Она положила щёку ему на грудь, тесно и невесомо прижалась всем телом. Сердце у Хэла бухало, как молот о наковальню, и во рту пересохло, когда он бережно обвил плечи Конни, для того немного наклонившись. Наклеив на лицо холодную привычную улыбку, он навсегда остался запечатлённым на фотоснимке тридцатичетырёхлетним мужчиной с пристальным холодным взглядом. Конни другую руку прижала к его животу. Никто никогда не сказал бы, что они родственники: скорее, любовники. Но было что-то в их паре странное и ненормальное, отчего бармен, сделав два снимка, извинился, отдал их и быстро ушёл.

Больше в баре ничего не произошло.

И в Плимуте впрямь не было ничего примечательного. Только горечь от расставания на языке. Конни почему-то чувствовала, что Хэл сейчас подъедет на дорожку, притормозит, высадит её, пожмёт ей руку и скажет — увидимся, тыковка!

А потом растворится в ночном тумане, и она больше… что? Не увидит его?

Почему ей пришло это в голову, она не знала, но ехала молча. Хэл продолжал говорить про Акуэрт. Про то, как маме там хорошо. Про большое поле, засеянное газоном, и его видно из окон. Про то, что у его матушки там было с кем поболтать из сверстниц. Про то, что он купил ей большие деревянные пяльцы, набор мулине и несколько видов канвы — она любила вышивать на льне, весь дом завешан её творениями. В основном она вышивала цветы.

Хэл смолк, только когда Плимут осветил