Шрифт:
Закладка:
Может, это я виновата в смерти сестры.
Может.
Я этого никогда не узнаю.
Вот, теперь все изложено в письменном виде. Теперь это не только у меня в голове. Я не могу описать, какое это облегчение – видеть эти слова на экране. Один клик, и они опубликуются в «Огнях и звуках», станут частью истории. Если я завтра умру, то правда будет жить.
Я ее отпустила.
Может, когда завтра все пойдет не так и капрал Райсевик решит меня прикончить, на душе у меня будет чуть спокойнее.
Он осторожно приближался с взведенным револьвером тридцать восьмого калибра.
Один осторожный шаг за другим. Под его ботинками, как яичная скорлупа, хрустели кусочки стекла. В воцарившейся зловещей тишине каждый звук и каждый шаг усиливались в два раза. Лена слышала, как он приближается. А если бы пошевелилась она сама, он тоже бы ее услышал.
Но Рай ничего не слышал.
Куда она могла деться? Она засела за багажником «Тойоты» и бежать ей было некуда. А патронов у нее осталось мало, если они вообще не кончились. Если бы у нее имелся запасной магазин, то она уже перезарядила бы пистолет. А если она перезарядила пистолет, то он услышал бы щелчок.
Но Рай ничего не слышал. Под нещадно палящим солнцем его окружала тишина.
Подходя все ближе и ближе, он не переставал целиться, осторожно толкнул переднюю дверцу, та закрылась со щелчком, хотя и была покорежена.
Еще шаг по стеклам, опять треск. Еще один.
– Папа, ты там держись, – крикнул он в сторону грузовика. – Я сейчас ее прикончу.
Никакого ответа.
Рай держал револьвер, наклонив прицел. В учебниках говорят, что такая стойка подходит для стрельбы стоя по мишеням, которые расположены ниже стреляющего. Его ведущая рука была поднята, локоть второй руки опущен. Ступня опорной ноги стояла под углом девяносто градусов. Это называется «блокировка центральной оси». Жесткий и прагматичный ответ устаревшей фронтальной стойке Лены, которая казалась ему даже забавной. Ведь основываться-то надо на том, что выяснение отношений с помощью огнестрельного оружия происходит не на стрельбищах. В реальной жизни все внезапно и непредсказуемо. И стрелок должен уметь удержать оружие в руках, если начнется рукопашный бой, быстро перестраиваться с ведения стрельбы на близком расстоянии (когда просто не прицелиться) на стрельбу по удаленным мишеням (когда прицеливаешься). В этом есть своя поэзия, и интересно наблюдать, как участники действия меняют положение тела для того, чтобы грамотно отвечать на угрозы.
Да, самодовольная маленькая Лена Нгуен умеет прекрасно стрелять по бумажным мишеням, но она уже узнала, что приобретенные на стрельбище навыки не очень-то сочетаются с пóтом и ужасом настоящей жизни. Она уже многократно промазала, ее оружие давало сбой, в нее стреляли сквозь укрытие. Оставался только последний урок.
Рай подошел к ней. Он сделал шаг влево, обошел багажник «Тойоты», приготовив оружие к бою. Равнобедренная стойка. Прицел точно настроен. Линия прицеливания совмещена с целью. Идеальный фокус. Он осторожно, дюйм за дюймом, преодолевал вражеское пространство за задней дверцей. Это напоминало отрезание куска пирога, когда постепенно тебе открывается…
Пустое бетонное покрытие.
Она исчезла.
Он моргнул.
«Как так?»
На дорожном покрытии стояла пара кед. Их сняли и аккуратно поставили.
Его мозг пытался это переварить. Он был так же шокирован и раздражен три месяца назад, когда Кэмбри, казалось, исчезла в ночи, внезапно растворилась за поворотом на погруженной во мрак автомагистрали. Куда она могла пойти? И зачем ей было снимать…
Что-то прижалось к его шее сзади, напоминающее горячий металл.
– Брось оружие, Рай.
«Боже! – с восхищением подумал он. – Они на самом деле близнецы».
Лена поменяла руку и направила на Райсевика оружие, а затем под дулом подвела его к своей сумке. Там она быстро нагнулась, достала запасной магазин и перезарядила «Беретту».
Он наблюдал с угрюмым видом.
– Погоди. Пистолет был пустой?
Она улыбнулась, играя большим пальцем с остановом затвора. Еще семнадцать патронов в пистолете готовы к использованию. Ей начинало это нравиться.
– Пошли, – она сунула его револьвер в свой задний карман. – Давай проверим, жив ли твой папаша.
Райсевик вздохнул. Этот бой он проиграл.
Подходя к фуре, Лена велела Райсевику идти впереди – если старик в кабине с затонированными стеклами все еще жив и способен поднять оружие и выстрелить, то ему придется постараться, чтобы не попасть в сына.
Его сына, Райсевика. Она все еще пыталась это переварить.
– Ты провалил экзамены в полицейскую академию? – уколола она его. – А я-то думала, что ты у нас суперполицейский.
Он ничего не ответил.
– И что ты провалил? Отжимания? Не запомнил радиокоды?
Никакого ответа.
– А есть тест на то, как не дать себя обхитрить и обезоружить женщине, что в два раза тебя ниже и легче? Этот тест ты точно провалил, Рай-Рай.
«Рай-Рай». Любимая издевка его отца. Он ненавидел, когда его так называли.
Тем не менее, когда они шли в тишине и дышали воздухом, наполненным дымом, Райсевик продолжал угрюмо молчать, ничего не отвечая. Лена поняла, что дальше его поддразнивать ей не хватает смелости. У нее не было сил на жестокость к человеку, который только что потерял отца. Она сама знала, что такое потеря и какие ощущения при этом испытывает человек. В какой-то момент ей стало не по себе. Лена забыла весь ужас последних десяти минут. Обливаясь потом, она ощутила себя убийцей. «Я не убийца. Я просто пытаюсь добиться справедливости ради сестры. Так ведь?»
На мост налетел порыв ветра, и пот на коже Лены сразу стал холодным. Она поежилась. До нее дошло, что первый выстрел в их выяснении отношений сделала она сама, а не отец с сыном. Это не была самооборона. Какой бы ни оказалась правда, ей требовалось обеспечить себе безопасность, подстраховаться от действий и сына, и отца. Только тогда она наконец получит ответы. Наконец она сможет услышать из их уст правду о том, как эти больные на голову ублюдки задушили Кэмбри, а потом сбросили ее тело с моста Хэйрпин, этой проклятой Шпильки, пытаясь выдать ее смерть за самоубийство.
«Все же было так?»
Ответ на вопрос она знала. Ей просто требовалось его услышать от них.
