Вчерашний ливень немного повредил дорогу между механой и Филиппополисом, столицей Эвмелии, и я подъезжаю к границам этого города примерно через два часа. Филиппополис расположен в самом красивом месте и построен вокруг нескольких скалистых холмов и вокруг них, положение, которое вместе с обилием деревьев дает приятный и живописный эффект. С множеством сужающихся минаретов, указывающих в небо среди зеленой листвы, сцена полностью восточная, но, как и во всех восточных городах, «расстояние придает очарование виду». Вниз по долине Марицы и в меньшем количестве, по волнистым равнинам Адрианополя, простирающегося на юг и восток, находится множество доисторических курганов, высотой около двадцати пяти или тридцати футов, и примерно одинакового диаметра. Иногда в группах, а иногда в одиночку, эти курганы встречаются так часто, что иногда можно сосчитать дюжину за раз. В окрестностях Филиппополиса в ходе нескольких раскопок были обнаружены человеческие останки, лежащими под большими плитами из грубой глиняной посуды, установленной как перевернутая буква V, таким образом: A, очевидно предназначенный в качестве защиты от воды, для сохранения тел. Еще одна особенность пейзажа, которая не может не поразить наблюдательного путешественника меланхоличной чертой, - это мусульманские кладбища. За пределами каждого города и около каждой деревни находятся широкие участки земли, густо усыпанные плитами грубо обтесанных скал. Города мертвых гораздо более густонаселены, чем соседние обители жизни. Человек может встать на одной из высот Филиппополиса и увидеть повсюду холмы и долины, густо усеянные этими грубыми напоминаниями о нашей вселенской судьбе.

Еще не так давно, когда турки оккупировали эти земли, они зорко следили, чтобы ни один «собака христианин», не осмелился осквернить одно из этих мусульманских кладбищ своим нечестивым присутствием. Но сегодня они не окружены защитным ограждением или моральными ограничениями господствующих мусульман, среди них пасутся овцы, коровы и козы «неверных гьяур»; и о тень Мухаммеда! свиньи также почесывают свои спины о надгробья и, по собственному желанию, иногда выкапывают черепа и кости, которые по турецкому обычаю захоронены на не большой глубине. Огромное количество и размеры этих кладбищ, кажется, обращаются к непривычному наблюдателю в красноречивых доказательствах против людей, устанавливающих своё правление и религию мечом.

Когда я покупал себе завтрак, хлебом и молоком в лавке на филиппопольском базаре, туда врывается нищий арабченок и, с тревожно указывает на велосипед, который я по необходимости оставил снаружи, и кричит «Месье, месье», прямо заявляет, что что-то не так с машиной. Быстро выходя, я обнаруживаю, что, хотя я и оставил его стоять на узком тротуаре, ему грозит опасность быть снесенным широкой повозкой нагруженного осла, который, с его грузом, занимает всю узкую улицу, в том числе тротуары, когда он медленно пробирается через грязные ямы и выступающие булыжники. И все же Филиппополис чудесно улучшился, так как он номинально изменился с турецкого на христианский город, как мне сказали. Крест, находящийся в Филиппополе, не только одержал победу над Полумесяцем, но и его влияние быстро меняет состояние и внешний вид улиц. Нет никаких сомнений в отношении улучшений, но в настоящее время они наиболее заметны в пригороде, недалеко от английского консульства. Снова грозит дождь, когда я прокладываю себе путь по извилистым улицам Филиппополиса к дороге в Адрианополь (современный Эдирне). Воистину, я, кажется, в эти дни полностью занят игрой в прятки с привратностями природы. В Румелии в этом сезоне речь идет либо о дожде, либо о невыносимой жаре, и, возможно, в конце концов, у меня есть причина быть благодарным за то, что надо бороться с первым, а не с последним. В течение полудня пришлось пережить две грозы, и на обед я добираюсь до механы, где кроме яиц, жареных в тлеющих углях, и довольно хорошего хлеба, мне предлагают салфетку, которая, хоть и использовалась несколько раз, но явное свидетельство цивилизации. Утренние дожди продолжаются и в послеполуденном путешествии, и, останавливаясь в маленькой деревне, жители принимают меня за скомороха и среди них собирают горсть крошечных медных монет, размером и толщиной с золотой двадцати пять центовик, из которых потребуется не менее двадцати, чтобы получить американский цент, и предлагают их мне за выступление. Когда я покачал головой «нет», то жители, естественно, приняли движение за «да», согласно их собственным обычаям, и у меня было довольно занимательное время, до того, когда они поняли, что я не скоморох, путешествующий из одной румельской деревни в другую, живущий на два цента черного песчаного хлеба в день и дающий представления по три цента за раз.

На ночлег я останавливаюсь в деревне Каухеме, в которой я нахожу механу, где, хотя жилые помещения носят самый грубый характер, владелец - доброжелательный и, вместе с тем, совершенно честный человек, предоставляющий мне с тростниковым ковриком и подушкой, и старается сделать мое пребывание здесь максимально удобным и приятным. Употребление в пищу сырых огурцов, когда мы едим яблоки или груши, кажется, универсальным в Восточной Европе. Часто в поездке через Болгарию и Румелию я замечал людей, как старых, так и молодых, грызущих огурец с величайшим удовольствием, едящих его кожуру и все такое, без каких-либо приправ.

По всей Румелии повсюду очевиден постепенный распад Полумесяца и соответствующее возвышение Креста; в настоящее время преобладает христианский элемент, и турецкие власти играют незначительную роль в управлении внутренними делами. Вполне естественно, что он не подходит для групп мусульман, которых почувствовали принижение их религии и проверенных временем обычаев, в результате чего в последние годы повсеместно складывались палатки и бесшумно уезжали. И сегодня целые деревни мусульман нередко пакует вещи, собирает чемоданы и багаж и переезжает в Малую Азию, где султан дает им участки земли для поселения. Между христианским и мусульманским населением этих стран, естественно, существует определенное количество принципа «шесть из полутора десятков других», и в некоторых регионах, где мусульман стало мало, христиане всегда склонны оказывать им такое же отношение, какое раньше им самим оказывали турки. Похоже, что среди восточных жителей мало придерживаются того, что мы считаем «хорошими манерами», и в то время, когда я выписываю несколько заметок этим вечером, люди, заполняющие механу из-за моего странного непривычного присутствия, стоят, толкаясь и наблюдая за каждым движением моей ручки. Небрежно, прямо против скамейки, комментируя меня и велосипед, с болтовней, которая делает для меня почти невозможным письмо. Женщины этих деревень Румелии волосы носят в виде двух длинных косичек или заплетают в струящийся