Шрифт:
Закладка:
Издалека доносилась музыка. Миссис Малверхилл заглянула мне в глаза и тихо сказала:
– Обычно все проходит гладко, Эдриан, но, если вдруг мы разделимся, вы должны мысленно перенестись назад, прямо сюда. – Она обвела рукой комнату. – Осмотритесь тут хорошенько.
Я дурашливо заозирался по сторонам.
– Осмотритесь как следует, Эдриан, – настояла миссис М. – Запомните детали, запахи, звуки этого места. Убедитесь, что сможете воссоздать его в памяти.
В комнате царил янтарный полумрак, как на закате. Кровать – двуспальная, очень широкая, с черным атласным бельем. Еще я запомнил черный диван, резной стул с красно-золотой обивкой, зеркало на потолке, встроенный в стену телевизор, а в углу – черный куб с синей неоновой надписью «МИНИ-БАР». Была и вторая дверь – должно быть, в ванную. По углам кровати торчали бесполезные столбики, к которым обычно приковывают людей меховыми наручниками.
– Готово, – сказал я.
Как понять – «разделимся»? Что она имела в виду? И хотя система тревоги пока молчала, я задумался, не нужна ли мне вторая сигнализация, чтобы сообщать, когда первая дает сбой.
Теперь миссис М. извлекла нечто похожее на миниатюрную зажигалку.
– Сначала я применю его к себе, затем – к вам. Все произойдет очень быстро. – Она поднесла устройство к своей шее, а вторую ладонь положила мне на затылок; ее пальцы распластались по моей потной шевелюре, как огромный паук. – Когда придет ваша очередь, постарайтесь не дергаться. Затем я вас крепко обниму. Все ясно?
– Да.
Честно признаться, во рту у меня пересохло. Музыка резко стихла; вместо уханья басов остался только стук моего сердца.
– Тогда начнем.
Она шагнула ко мне вплотную, прижалась всем телом. Я почувствовал прикосновение ее маленьких твердых грудей и уловил запах, похожий на антисептик и мускусные духи одновременно. Она уперла зажигалку себе под подбородок. Раздался щелчок, и сразу – шипение. Ее рука с устройством скользнула к моей шее и надавила. Снова щелчок и шипение, а затем я ощутил, как шею и нижнюю челюсть охватывает холод, будто мне вкололи дозу заморозки. Миссис М. сомкнула руки у меня за спиной, прильнула ко мне бедрами и, привстав на цыпочки, прижалась щекой к моей щеке. Я тоже ее обнял. Мне понравилось. Я даже ощутил шевеление внизу. Интересно, она это чувствует? Если еще нет, то скоро почувствует. И тут, совершенно внезапно, мою голову будто вывернуло наизнанку.
Должно быть, я зажмурился, а когда вновь открыл глаза, меня качнуло из стороны в сторону. Свет теперь был ярким, сероватым, воздух посвежел. Миссис М. уже разомкнула объятия, но продолжила сжимать мою руку, чтобы я не упал, и как заведенная повторяла:
– Все хорошо, Эдриан, все хорошо, все хорошо…
Но что же тут было хорошего, если исчезла не только полутемная, янтарная комната, но и само здание, в котором мы находились?
Клуб «Новая правда» испарился. Сероватый рассвет наступил на несколько часов раньше положенного, а мы стояли на небольшом холме, окруженном болотистыми лугами. Вдалеке петляла широкая река, уходя к горизонту, где за облаками поднималось солнце. Вот те на! Не только комната и клуб – вся чертова Москва куда-то сгинула!
Везде, насколько хватало глаз, виднелись руины.
Я чуть не отключился, и несколько секунд мы с миссис М. исполняли странный танец – она удерживала меня за руку, чтобы я не шлепнулся на задницу, а я шатался и выписывал вокруг нее кренделя, ловя ртом воздух и стараясь вернуть равновесие, в то время как мои подошвы скользили по травянистым кочкам. В конце концов я расставил ноги достаточно широко и перестал балансировать. Миссис М. поддержала меня за плечи. Я согнулся, тяжело и часто дыша. Глядя на пустынные болота и руины, я не верил своим глазам.
– Я в норме. Все путем, – выдавил я и распрямился.
Миссис М. не отпускала мой локоть.
Я несколько раз глубоко вздохнул, стараясь подольше задерживать воздух в легких. Затем огляделся. Вокруг – ни души. На реке, прямо под светлым участком неба, где занимался рассвет, я увидел точку. Возможно, лодку. Повсюду виднелись остовы зданий. Даже у самого горизонта торчали темные зубья руин: башни, куски куполов, изъеденные угловатые коробки, которые когда-то могли быть многоэтажками.
В паре шагов от нас из высокой травы выглядывали гладкие валуны.
– Присядем. – Миссис М. подвела меня к одному из холодных камней.
– Где мы, черт подери? – спросил я, как только немного перевел дух.
– На другой Земле, в другой Москве.
Она села на соседний камень, развернувшись ко мне вполоборота. Вуаль опять закрывала ее лицо – с тех самых пор, как мы сюда прибыли.
– Это из-за таблеток или… – Я поскреб ногтями шею.
– Из-за вот этого. – Она подняла устройство, похожее на зажигалку. – Таблетки мы приняли на всякий случай, если что-то пойдет не так. Вы ведь запомнили комнату, которую мы покинули?
Я кивнул.
– Это был ваш запасной путь домой. Теперь он, впрочем, не понадобится, мы сможем вернуться вместе. Первая транзиция всегда самая сложная. Выходит, мы с вами хорошо совместимы. – Она с улыбкой похлопала меня по руке.
– Черт! – Я встал, тряхнул головой и начал лихорадочно осматриваться.
Наконец я нашел камень размером с кулак и запустил им как можно дальше в сторону полосы света, где вставало солнце.
– Дайте мне минутку, окей? – обернулся я к миссис М.
– Я посижу здесь. – Она улыбнулась из-за вуали и села поудобнее, обхватив руками колено.
Я сбежал вниз по склону, местами скользя, а местами перепрыгивая через темно-бурые камни, которые грудами лежали в траве. Когда холм перешел в болото, я зашлепал по мутной воде. Зачерпнув со дна серо-коричневой грязи, я хорошенько ее рассмотрел, затем перевел взгляд на блеклый пейзаж и ощутил, как грязь утекает сквозь пальцы. Где-то жалобно вскрикнула птица, издалека ей ответила другая.
Все вокруг выглядело, пахло и звучало до чертиков реально. Темная поверхность воды, в которую погрузились мои ступни (в черных слипонах; что стало с моими «конверсами»?) – успокоилась. Взглянув на свое отражение, я себя не узнал.
Джинсы стали грубее и вместо черных сделались темно-коричневыми. «Нокиа» исчезла – вообще пусто в карманах! На запястье не было «Ролекса».
Мои руки тоже изменились. Откуда-то возникли веснушки. Разве у меня они были? Я вдруг понял, что не помню. Блинский блин, я что,