всей этой темноте он увидел что-то похожее на проблеск надежды, и это была свеча, горящая перед дверью храмового склепа. Эта запретная дверь, почерневшая от времени и обитая железными гвоздями, была последним барьером между храмом и его богом, но никто не охранял ее. Только эта маленькая свеча стояла перед ней, как будто ее свет имел власть удержать темноту на расстоянии. Это не всегда было так. Когда-то жрецы охраняли своего бога так ревниво, как скряга охраняет своё золото. Бел прекрасно это знал, потому что сам провел больше одной ночи, охраняя эту дверь, служа жрецам Млока.

Еще три года назад юный жрец Старших слыхом не слыхивал о Млоке. Но два года назад ночью жрецы его тайно пронесли в город и спрятали в склепе заброшенного храма по пути из храма Старших, и за эти два года его культ стал самым популярным в Дринене. Не известно, что было такого в культе Млока, что привлекло так много поклонников на его сторону из других культов. Возможно, в этом была виновата лишь новизна. Или, может быть, свидетельства живого бога были более убедительными, чем пыльные записи древних чудес. Но что бы это ни было, это вскоре стало ощутимо даже в храме Старших. Ибо жрецы Млока носили мантию из шелка и обедали на золотых тарелках, а жрецы Старших носили только тряпки и голодали, когда их чаши для подаяний были пусты.

Поэтому Бел сказал об этом своим хозяевам, трем первосвященникам Старших, когда преклонил колени перед ними в зале для собраний, и умолял их освободить его от его обета. Все в белом были они, эти древние жрецы с печальными глазами, и их длинные белые бороды свисали до самых сандалий. Каждый из них держал в своей правой руке посох, увенчанный анкхом, который был как опорой для старца, так и символом его сана. Он умолял их освободить его от обета, и они не отказали ему. Естественно, что молодой жрец захотел перейти от слабеющего света старых богов к все увеличивающемуся свету нового. И для него было естественно чувствовать себя обескураженным, когда чаша для подаяний слишком часто была пуста. Но это был не первый случай, когда бог пришел, чтобы бросить вызов Старшим, и, конечно же, не последний; и рано или поздно Старшие ответят на вызов, как это всегда происходило в прошлом. Между тем их жрецы должны быть терпеливыми, потому что Старшие вспомнят верных им в годы своей великой славы. И если они вспомнят верных, они не забудут и неверных. Так говорили жрецы Старших, пытаясь предотвратить Бела от его опасного желания. Но он не отступил. Сломав посох своей веры об колено, он бросил обломки к ногам своих бывших мастеров.

Хотя Бел иногда охранял дверь, он никогда не видел, что находится за ней. Но теперь, благодаря свету заимствованной свечи, он видел, что это настоящий лабиринт из лестниц и коридоров, лабиринт, в котором он мог часами охотиться за своей жертвой и все еще мог быть далеко от своей цели. Он мог бы охотиться часами, но он разработал лучший план. Пол был усыпан человеческими костями, и везде, где возникал выбор пути, он выбирал тот проход, где костей было больше, как самый быстрый путь к логову бога, если не к самому богу. Но у него вызывали приступ тошноты мысли о том, куда могут вести другие пути, поскольку он давно догадался, что из лабиринта выходило больше коридоров, чем предполагали жрецы Млока. И он очень осторожно шагал по костям, потому что об их владельцах все было известно ему.

Не прошло и месяца, как он пробыл на службе у жрецов Млока, как начались исчезновения. Жрец исчез из своей камеры ночью, и никто, кто слышал его удаляющиеся крики, не мог поверить, что он кричал по своей собственной воле. Они обыскали храм сверху-донизу, но никаких следов пропавшего не нашли. Только в склепе они не искали, поскольку дверь в него тщательно охранялась, и никто не проходил через нее в любом направлении, как могли бы подтвердить два охранника. Но когда сами охранники исчезли даже без единого крика, сигнализирующего об их смерти, все предпочли отказаться от поисков, а не следовать логическим выводам. А затем немногие открыто заявили, что все должны понимать в тайниках своего сердца, что ничто не могло коснуться жреца Млока в храме Млока, если только это не был сам Млок. Они сказали, что Млок рассердился на своих жрецов за то, что они не давали ему требуемой пищи, так необходимой ему, и что те, кто хочет отправиться на поиски пропавших жрецов, должны искать их в брюхе Млока. Позже они сказали, что исчезновений было больше, чем необходимо одному богу. Хотя на самом деле исчезновений было не так много, как слухов порожденных ими, и некоторые из пропавших, скорее всего, совершили побег, чтобы избежать участи своих товарищей. Сам Бел оставался здесь столько, насколько хватило сил, но однажды ночью он услышал, как что-то осторожно грохочет за охраняемой им дверью, и решил, что его истинные интересы лежат где-то в другом месте. Ибо лучше голодать со Старшими, чем быть съеденным Млоком.

Он покаялся перед своим старыми хозяевами — тремя первосвященникам Старших, когда преклонил колени перед ними в зале советов, и попросил их вернуть его обратно. Они не изменились в течение года с тех пор, как он покинул их, только их бороды стали немного длиннее и их глаза немного печальнее. Он умолял их вернуть его обратно, и они не отказали ему. Им было приятно видеть, как молодой жрец возвращается от разрушающего света ложного бога в хранящую тьму истины. И им было приятно видеть, что он таким образом может избежать гнева Старших. Но удовольствие, которое они испытывали при его возвращении, было ничто по сравнению с удовольствием, ощущаемым самими Старшими. Они были рады настолько, что захотели угодить Белу, в свою очередь, подарив ему исключительную честь. В течение трех лет они терпели Млока, который бросил вызов их власти. Они больше не хотели терпеть его. Сегодня они определили его смерть, и тем же вечером они отправили его как исполнителя своей воли. Но Бел не мог убить бога без оружия. Таким образом, они вложили в его слабые руки посох жреца Старших. И он увидел, как тьма сомкнулась вокруг него, ибо это был его собственный посох, который они дали ему, его собственный посох, чудесным образом восстановленный.

Кости привели Бела, когда он