«Не выйдет. Я серьезно. Она Неспов вроде не любит. Но когда увижу ее – ради тебя спрошу. Может, я даже знаю, как именно поскорее добиться с ней потепления отношений… расскажу при встрече. Бесплатно».

«Понял! Спасибо!»

Несколько раз прозвенел корабельный колокол, я закрыл окно переписки и взглянул на крохотный скальный островок размером с табуретку. В него было вбито бревно, на бревне широкая доска, на ней начертанная яркой краской надпись:

«ГРАНЬ ПРЫЖКА».

Стриж первым прошел мимо острова и окунул нос в едва заметную радужную пелену, состоящую из мириадов крохотных капелек, летящих по широченному кругу, составляющему в диаметре тридцать километров. В пределах круга телепортация невозможна. О чем и сообщала предупреждающая табличка, поставленная игроками и для игроков. Табличку регулярно ломали и регулярно ремонтировали – знал это из опыта подобных локаций.

В местах, откуда невозможно «прыгнуть», полно агров. Они любят, когда добыча не может ускользнуть из их хватки. Однако сейчас я крайне сильно сомневался, что на нас нападет какой-нибудь корабль агров. Ну, если только самоубийца какой.

Дальше туман сгущался, его движение по кругу становилось заметней. Этот туман представлял собой гигантский ленивый смерч, вечно крутящийся с одной и той же скоростью, окружая Кровавые Рифы этаким саваном, непроницаемым для телепортации.

И это позволяло не бояться блиц-ударов, когда с телепортационной вспышкой вываливаются внезапно враги, ломают все и крушат, убивают и грабят, после чего улетают прочь. Это делало Кровавые Рифы отличным местом для держания боевых кораблей. К ним можно будет подобраться только по воздуху, по воде или под водой. Да еще надо знать, в каком именно туманном месте ленивого тайфуна находится флот в данный момент. Что превращало поиски в подобие игры «Морской бой». Опять же, мало какие кланы Вальдиры рискнут напасть на спрятанные в туманном бульоне корабли противника – я хоть и полный новичок в этом деле, но прекрасно помню просмотренные ролики о морских осадах. Если у Неспов было время защитить участок океана – они это сделали в многократном объеме. Тут и вздымающиеся рифы, и засевшие на дне монстры, любящие нападать в стиле Кракена, и огненные воды, и кислотные водовороты, и прочие неприятные сюрпризы. Пока доберешься до врага, поймешь, что оставил позади десятки разбитых кораблей, да и сам подплываешь к врагам не на могучем дредноуте, а на стиральном корыте, причем гребет младший помощник и нудно плачет: «Ну, может, уже пора отступать?»

Сапфировый Стриж прошел еще немного, на его носу зажегся мощнейший светляк, сгущающееся туманное марево пронизали десятки разноцветных лучей, испускаемых из рук собравшихся на носу матросов, принявшихся отдавать громкие поправки курса.

Начались крутые виражи – из пенящейся воды торчали оскаленные клыки скал, каждый из которых мог влегкую пропороть самую крепкую обшивку. А вон поднимается над водой багровая площадка размером с теннисный корт – коралловый риф. Площадка кишит монстрами мелководья – страшные многоножки длиной по три-четыре метра воюют с полупрозрачными светящими крабами и омарами, гигантская актиния, показавшаяся из воды, изогнулась, накрыла венчиком стрекательных щупалец пару квадратных метров рифа и вновь убралась в воду, унося с собой парализованную добычу. Жуть какая… Кровожадный моллюсковый суп, заправленный таким количеством соуса табаско и пылающего бешенства, что может запросто сожрать и едока вместе с ложкой. Хорошо, что мы проходим мимо.

– Командую – Ревун! – донеслось с командного мостика, и туманный громадный тайфун, чье тело мы разрезали форштевнем Стрижа, наполнился громким ревом флагмана.

Энгри Оушен не удовлетворился.

– Командую – Селедка!

Тут я заинтересовался не на шутку, поняв, что идет испытание того самого загадочного умения. А вот и она… по правому борту с плеском всплыла светлым брюхом вверх едва различимая селедка. Всплыла и всплыла, тут же окутавшись зеленоватым облачком зловонных миазмов. Селедочка-то подтухла…

И в этот миг все кровожадные обитатели небольшого рифа прекратили пожирать друг дружку и мигом «навелись» рылами и щупальцами на покачивающуюся на волнах тухлую селедку. После чего рванули к ней с большой скоростью. Но не успели – из глубины показалась узкая и черная лоснящаяся морда размером с большой холодильник и чавкнула пастью, сожрав тухлое угощение. Шмяк! В морду влетел здоровенный гарпун с цепью. На цепи повисло десять матросов, и начались веселые перетягивания экипажа и монстра – последний бился у поверхности, взбивая красноватую пену и поднимая фонтаны воды. Мурена? Гигантская мурена, засевшая где-то в расщелине и поджидающая добычу? Не хотел бы я здесь наслаждаться подводным туризмом…

– Все жрут друг дружку, – заметила бесшумно подошедшая Баронесса.

– Согласен, – кивнул я. – Настоящая жизнь.

– Злишься на меня?

– Нет, – признался я. – Сам виноват. Скупщик пушнины не обязан учить охотника, как правильно снимать шкуру. Однако ты забрала у меня все оставшееся время, Бусенок.

– Не называй меня так! И что еще за «Бусенок»?

– Сижу вот и думаю – как мне теперь успеть поднять уровень маны до нужного количества? Причем сижу, думаю, но при этом понимаю, что у тебя уже приготовлено решение этого вопроса. Как это называется? Помариновать? Сначала я потерял пятнадцать дней, впал в ошеломление, ступор, панику, заметался судорожно по палубе, час напролет лихорадочно прикидывал, как именно теперь исправлять положение, падал на колени и бился головой о доски, выл на луну в тумане и размазывал по щекам слезы горя. И все это время ты наблюдала за тем, как я маринуюсь в соусе, смешанном из ужаса, злости и ошеломления… Наблюдала за тем, как я медленно размякал, пропитывался безнадежностью. И выжидала нужного момента, чтобы явиться в образе сияющей спасительницы, дары приносящей. И вот я готов – превратился в визжащий сгусток жалости и слез. Можно меня брать за жабры голой рукой и делать предложение, от которого нельзя отказаться… И вот ты пришла с загадочной улыбкой на тонких устах…

– М-да… Пришла, да только что-то ты не похож на сгусток визжащий, – вздохнула Баронесса. – Тебя вообще ничего не берет?

– Когда ты познакомишься с моим папой поближе, ты изменишься навсегда. Мой отец из тех, кто любой узел предпочитает разрубить одним безжалостным ударом. Так что его воспитание сказывается на мне.

– Да? Мой отец полная противоположность – любой узел он предпочитает развязывать, при этом готов потратить любое количество времени на распутывание замысловатых петель. Или же он найдет того, кто этот узел завязал, и изыщет способ заставить его распутать собственное творение.

– Интересно, – хмыкнул я. – Ну, где твои слова ободрения? Начинай мне лить бальзам на открытые душевные раны.

– Сейчас… кхм… Рос, что случилось,