На кухне я спросила Фрэнка, что он будет — вино или пиво.

— А ты что будешь? — спросил он.

— Газировку, — весело ответила я.

— А, — сказал Фрэнк, бросив взгляд в сторону гостиной, где были девочки. Эмили держала бокал вина. На стойке стояла открытая бутылка. — Налью бокал этого вина, если ты не против, Хил.

— Конечно, не против. Терпеть не могу, если люди не пьют из-за меня.

Я налила Фрэнку вина и начала резать салат.

Фрэнки прошептал:

— Так ты не пьешь при девочках, да?

Я засмеялась и ответила, тоже шепотом:

— Да, а теперь я снова совсем бросила.

Фрэнк принялся обдумывать мои слова. Он начал мрачнеть, и я расхохоталась.

— И вовсе не из-за той ночи. Тогда все было замечательно. Просто… нужно отдохнуть, вот и все.

Фрэнк кивнул, и тут в кухню притопал маленький Грейди.

— Бабуля! — воскликнул он.

— Привет, Грейди, мой милый. Фрэнк, ты видел когда-нибудь такого великолепного ребенка?

Фрэнк улыбнулся и оглядел Грейди с ног до головы. Грейди тоже пристально рассмотрел Фрэнка. Тот засмеялся и сказал:

— Да, достойный экземпляр.

Потом попросил у Грейди пять, и они хлопнулись ладонями. Фрэнк спросил Грейди, сколько ему лет. Грейди застыл и что-то забормотал.

— Ему два, — ответила я за Грейди.

— А где ты живешь? — спросил Фрэнк.

— Фрэнк, ему два года! — засмеялась я. — Ты раньше не видел младенцев?

— Ну, я думал, когда они начинают ходить, то уже сносно болтают.

— Только гении, а Грейди, слава богу, не из таких, — сказала я, оттаскивая мальчика от собачьей миски с водой, из которой он уже пристроился пить. Я подняла Грейди и начала щекотать его шею поцелуями — он зашелся от хохота.

— Кого ты любишь больше всех на свете? — спросила я.

— Бабулю.

— Кого ты любишь больше, чем эту Нэнси? — засмеялась я и, подмигнув Фрэнку, сказала одними губами — «другая бабушка».

— Бабулю, — пискнул Грейди.

— Вот, Фрэнк, подержи его, пока я доделаю салат.

Фрэнк поставил бокал и протянул сильные руки к маленькому Грейди. Грейди понравилось на руках у Фрэнка, понравилось рассматривать его лицо. Я доделала салат, мы поели и потом вместе наряжали елку. Когда мы закончили, Тесс с Грейди уехали, а Эмили отправилась спать. Фрэнк тоже собрался восвояси, но я сказала довольно сухо:

— Можешь остаться, если хочешь.

Фрэнк промолчал. Он думал.

И я сказала, уже мягче:

— Я хочу, чтобы ты остался.

Фрэнк улыбнулся, прижал меня к себе и поцеловал — торопливо, крепко, как мне нравится.

ГЛАВА 16

Я продала один дом в феврале, на окраине Кроссинга — разноуровневое ранчо, которое ушло гораздо ниже заявленной цены, — и вела переговоры для клиента, интересующегося офисными площадями в Манчестере, а в остальном дела были в завале. Дуайты отозвали заявку и планировали заново выставить дом весной. Я сказала Кэсси, что они совершают серьезную ошибку. Она как-то заехала в офис в феврале — обсудить все, пока Джейк был в школе.

— Мы просто не могли бы сейчас переехать. Местная школа не ахти, но Джейк хотя бы привык туда ходить. Если мы переедем в Ньютон, он будет торчать дома и отстанет. А нас сведет с ума…

— Но я бы могла помочь вам снять жилье…

— Хильди, нам нужно переезжать только один раз. Джейк чувствует себя лучше в привычной обстановке.

— Ладно, когда вы хотите снова выставить дом?

— Наверное, в июне. И если дом продастся сразу, мы подпишем сделку прямо перед началом занятий в Ньютоне.

— Но, Кэсси, дома обычно сразу не продаются.

— Попытаем счастья, — сказала Кэсси. — Хотя вряд ли мы самые везучие люди на свете.

— Хорошо, выставим в июне. Я обзвоню покупателей.

К началу апреля у меня появилось несколько клиентов, ищущих жилье в Вендовере. Одна семья — юристы из Бостона и их шестилетняя дочь — искала дом, который можно сделать «зеленым», экологически чистым. Первый случай в моей практике. Они хотели «отключиться от сети» и жить на энергии ветра и солнца. Они хотели выпотрошить дом и заменить старые материалы новыми, которые не «испускают» ядовитые вещества в воздух. Жена пережила несколько выкидышей, прежде чем супруги избавились от токсичных ковров и плесени в бостонской квартире. Только тогда она смогла родить. Теперь, во имя здоровья ребенка, они искали «чистый и зеленый» дом. Особенно настаивала на этом жена. Честно говоря, она казалась зацикленной. Зато им было все равно, что у дома внутри, интересовала их «ориентация» — смотрит дом на север или на юг, сколько света он получает. Я предложила им поискать просто участок. Возможно, дешевле построить такой дом с нуля, чем переделывать старый.

— Нет, нас всегда притягивало очарование старых домов Новой Англии.

— Ясно, — сказала я. — В настоящих старых домах хорошая изоляция, это поможет сохранять энергию. Колонисты, которые тут строились, старались сохранить тепло и обычно делали маленькие окна.

— Да, но теперь есть сберегающие окна, мы поставим их и сделаем шире, чтобы дом обогревало солнце. И солнечные батареи на крыше…

Вог с чем приходится иметь дело. Им нужно старое, но им нужно новое.

Мы встречались с Фрэнком без огласки. Не светились. Фрэнк приезжал ко мне, когда я звала. Иногда встречались случайно. Я еду мимо, он сигналит и притормаживает. Если на тихой улочке за нами нет машин, Фрэнк тормозил и, улыбнувшись мне, спрашивал, как дела. Я говорила что-нибудь вроде «Заезжай вечером, поедим чили, если не против». Он никогда не был против. Порой мы смотрели кино, а порой смотрели на камин и болтали. Я уже говорила, что знаю все, что происходит в городке, но кто действительно знает все — это Фрэнк. У него, например, есть пожарная рация — думаю, он использует ее для прослушки, — так там слышны все переговоры диспетчеров — нашего города и пяти соседних. Фрэнк знал, что О’Брайены разводятся, что Холстеды ждут ребенка, а у несчастной Этель Куинн — неоперабельный рак мозга. Он постоянно сообщал мне новости о доме Санторелли на мысу Грей. Как только закончатся отделочные работы, я обращусь к ним с предложением.

И самое удивительное, Фрэнк знал все о Ребекке и Питере. Это выяснилось одним теплым вечером в начале мая, когда мы гуляли с собаками по прибрежному участку Фрэнка — тому, который рядом с моим домом. Фрэнк напомнил, как я купалась голой, и я рассмеялась.

— Я тогда была немного пьяная.

Теперь, когда я больше не пью, мне легко смеяться над моими