слово — как кинжал. Я встречаюсь с ним взглядом, и они невероятно голубые, его зрачки словно булавочные уколы. «Не говори ей правды, если не хочешь, чтобы она в это поверила. Если только не хочешь, чтобы она смотрела на тебя так, как на меня сейчас. И если не хочешь потерять ее».

Я задерживаю дыхание, меня пронзает страх потерять Элль, мою единственную подругу. Потом я смотрю на нее и пытаюсь улыбнуться, но она все еще смотрит на Солона, как будто действительно верит, что он тот, кто он есть, и что она — его следующая еда.

— Если извините, мне пора идти, — говорит Солон, отпуская мое запястье и быстро поднимаясь на ноги, возвышаясь над столом. — Было приятно познакомиться с тобой, Элль, — говорит он, но она молчит, просто поджимает губы.

Он наклоняется ближе ко мне, его рот касается моего уха, ощущение его дыхания заставляет мои веки трепетать.

— Держи свою правду между нами двумя, — шепчет он, вызывая мурашки по коже. — Найди меня, когда будешь готова.

Затем он целует кожу у меня за ухом, и я полностью теряю самообладание. Мои глаза закрываются и несколько мгновений не открываются. Когда я наконец смотрю, его уже нет.

А Элль смотрит на меня с мрачным выражением лица, потирая руки вверх-вниз, как будто ей холодно.

— Кто это, черт возьми? — спрашивает она.

— Абсолон Ставиг, — рассеянно говорю я ей, прекрасно понимая, что позже она, вероятно, погуглит его имя, но я также знаю, что в Интернете о нем ничего нет, потому что я сделала то же самое сегодня утром.

— Ну, он мне не нравится, — говорит она, скрещивая руки на груди. — У меня, блять, мурашки по коже.

Я вздыхаю, допивая остатки шампанского.

— Да, он не для всех.

— Я серьезно, Ленор. Где ты его нашла? Он слишком взрослый для тебя.

Я не могу удержаться и прищуриваю глаза.

— Я люблю взрослых.

По прошествии первого столетия это, вероятно, не имеет большого значения.

— Твои родители знают о нем?

Я киваю.

— Да. Знают. Вообще-то, они нас познакомили.

Версия правды.

Она качает головой.

— Дай угадаю, ему принадлежит несколько музеев. Этот человек явно сделан из денег.

Я наливаю остатки шампанского в свой бокал.

— Я просто рада, что тебе удалось с ним познакомиться. Поначалу казалось, что он тебе понравился.

— Да, — говорит она, медленно обдумывая. Затем пожимает плечами. — Я не знаю, что изменилось. Но он мне все равно не нравится.

— И не обязан.

— Почему ты мне о нем не рассказала?

Потому что на самом деле мы не вместе. Потому что я даже не уверена, нравится ли он мне.

Потому что он правда вампир, и я тоже, и надеюсь, что ты никогда в это не поверишь.

— Все произошло так быстро, — говорю я через мгновение.

Она хмурится, глядя на меня.

— Ну, надеюсь, ты счастлива.

Я чуть не давлюсь своим шампанским. Счастлива? Если бы только я могла сказать ей правду. Как я далека от счастья.

Но если бы она спросила, чувствую ли я себя живой, что ж…

Это уже другая история.

Я никогда не чувствовала себя такой живой, как сейчас.

ГЛАВА 14

Мне предстоит провести несколько беспокойных дней в отеле, который должен стать моим домом на неопределённый срок, пока мы не решим, что делать. Я знаю, что моим родителям это обходится в целое состояние, и, хотя у них есть деньги, ненавижу быть для них таким бременем. Они не богаты как Солон, это точно. Но у меня нет выбора.

Родители заходили пару раз, но по раздельности. Мы сидим в гостиничном номере, заказываем доставку еды и напитков в номер и разговариваем. Иногда кажется, что всё это как в старые добрые времена, но чаще всего между нами возникает напряжение, вызванное страхом. Я знаю, что родители побаиваются, что я внезапно вскочу и укушу их, да и я тоже этого боюсь.

Но уже не могу продолжать так жить, прятаться и ждать.

Мне нужно выбраться отсюда.

У меня даже нет удостоверения личности или кошелька, только наличка, и я скучаю по своему телефону. Я общаюсь с Элль на Фейсбуке через компьютер, но это не одно и то же. Ведь я привязана к комнате.

Во мне нарастают голод и жажда, которые не проходят, независимо от того, сколько бутылок вина и кровавых стейков доставляют мне в номер.

Мне нужно утолить голод.

И я ненавижу себя за это.

Но больше не могу это игнорировать.

Итак, в туманный день я покидаю Фэрмонт, сажусь с туристами на канатную дорогу Калифорнийской линии, направляюсь за холм, меня высаживают на Ван-Несс, где я иду через Корейский квартал, пока не оказываюсь на площади Аламо.

Казалось, прогулка должна быть приятной, ведь я дышу свежим воздухом, вышла наконец из отеля, но с каждым проходящим мимо человеком, у меня растёт паранойя, что я нападу на них. Я начинаю чувствовать их запах, неповторимый аромат крови каждого человека, и кажется, что от этого вены внутри меня сжимаются.

Наверное, следовало бы приехать сюда через чёрно-белый мир, но, честно говоря, от него у меня мурашки по коже. Мне всё время кажется, что по ночам я вижу эти тени в своей комнате.

Я останавливаюсь перед домом, разглядывая этажи, башню, удивляясь тому, что теперь я знаю, кто живет за этими стенами. Городские легенды об этом месте были всего лишь цветочками.

В одном из окон замечаю движение, и я сразу смотрю вверх, гадая, кто же это за мной наблюдает. Чувствую ледяной взгляд вампира, но не уверена, кому он принадлежит.

Затем открывается входная дверь. Это женщина средних лет, невысокого роста, но с длинной элегантной шеей и прямой осанкой. По очертаниям её подбородка и тёмным, с проседью, волосам, собранным в пучок на голове, догадываюсь, что это мама Аметист, Ивонн, домработница-человек, с которой у меня так и не было возможности познакомиться.

Она быстро улыбается мне и делает знак рукой, чтобы я подошла ближе.

Я поднимаюсь по ступенькам.

— Ивонн? — тихо спрашиваю я.

Она кивает, а затем отступает назад, жестом приглашая меня войти.

Я прохожу внутрь, ожидая, что, либо меня отбросит назад невидимое силовое поле, либо я почувствую какой-то заряд, но прохожу дальше, и ничего необычного не происходит. Единственное, что я чувствую, — это сильное ощущение спокойствия, охватившее меня, словно груз свалился с плеч.

— Мисс Уорвик? — спрашивает Ивонн, и я осознаю, что стою посреди зала, с закрытыми глазами.