Она смотрится в крошечное зеркальце, приглаживает волосы и убирает зеркальце в сумочку.

– Прости, Дженис. Все мои танцы на сегодня расписаны.

Дженис наконец обводит взглядом всех остальных за моим столиком и останавливается на Пайпер, которая уже прилично пьяна. Дженис указывает на нее:

– Ты была на благотворительном вечере. – Она протягивает руку для пожатия. – Дженис Грейсон, дочь Нила Грейсона.

Когда Пайпер вопросительно на нее смотрит, мне трудно удержаться от смеха.

– Ну ты знаешь Нила Грейсона, – продолжает Дженис, – парня, который владеет командой «Нью-Йорк Джайентс».

– А-а-а-а-а, – протягивает Пайпер, словно только что об этом узнала. Она пожимает руку Дженис. – Пайпер Митчелл, дочь Брюса Митчелла. Парня, который любит трахать мою маму.

Потеряв от удивления дар речи, Дженис бормочет:

– Что ж, увидимся, Мейсон.

– Ага, увидимся.

Все за нашим столиком смотрят, как Дженис уходит, а потом разражаются смехом. Но мое веселье угасает, как только я слышу этот звук. Я перевожу взгляд на Пайпер, и у меня в животе все переворачивается от ее пьяного, маниакального смеха. Этот смех совсем не похож на ее обычное мелодичное хихиканье, как у школьницы. Этот смех – этот низкий гогот – мне смутно знаком. И он мне не нравится. Чертовски не нравится.

Надо ее протрезвить. Я подхожу к ее стулу.

– Потанцуешь со мной, чтобы я не оказался законченным вруном?

Пайпер отчаянно качает головой:

– Я не танцую.

Я смеюсь и наклоняюсь к ней поближе:

– На свидания ты тоже не ходишь, но сейчас у нас уже шестое.

Она поворачивается ко мне лицом, наши носы оказываются всего в нескольких сантиметрах один от другого.

– Пятое, – поправляет она меня. – Благотворительный вечер не считается.

Я улыбаюсь. Я очень широко улыбаюсь. Она тоже считала!

– Ладно, пятое. – Я беру ее за руку и тяну за собой. – Пойдем, всего один танец. Все остальные тоже придут. – Вы же хотите потанцевать, правда? – чуть повышая голос, спрашиваю я у остальных.

Гриффин и Гэвин даже не успевают осознать мой вопрос, а Скайлар и Бэйлор уже тащат их на танцпол, улыбаясь до ушей. У меня создается впечатление, что они готовы на все, чтобы мы с Пайпер стали парой. Чтобы их младшая сестренка осталась в Нью-Йорке. И я не могу их в этом винить. Я полностью с ними солидарен.

Мы все танцуем вместе, но я не отвожу глаз от Пайпер. Движения ее тела на танцполе завораживают. Точно так же, как и ее движения при беге. В ее движениях сейчас есть такая же мягкая грация.

Кажется, алкоголь, текущий сейчас по ее венам, помог ей снять напряжение, и она смогла расслабиться и полностью отдаться происходящему. Как я видел, это нелегко ей дается. Но я намерен ее немного протрезвить, прежде чем мы приедем ко мне. Меньше всего на свете я хочу воспользоваться тем, что Пайпер пьяна – я уверен, что это убьет наши отношения быстрее, чем горячий нож проходит сквозь масло.

После нескольких песен на лбу у нее проступает пот, она снимает легкую кофточку и завязывает ее на талии. Под ней топик, плотно прилегающий к каждому изгибу ее прекрасной фигуры. Пайпер поднимает руки над головой и беззаботно танцует с сестрами – я никогда не видел ее такой. Думаю, это и есть настоящая Пайпер. Счастливая, общительная, беззаботная Пайпер, какой она была до того, как ее сломили тайны, которые она скрывает от всего мира.

Начинается новая песня, и все, кто находится на танцполе, начинают совершать синхронные движения, ставшие популярными благодаря глупому видео на «Ютубе». Мы улыбаемся, и смеемся, и потеем, и танцуем. Это лучший момент в моей жизни с тех пор, как погибли мои родители.

Мы с Пайпер смотрим друг на друга, и нас совершенно не заботит, как смешно мы выглядим, бездумно танцуя этот дурацкий танец. Губами я произношу одну из строчек этой песни. Про то, что я скучал по ней еще до того, как она появилась в моей жизни.

Я знаю, что если бы я сказал ей эти слова сам, то она бы испугалась.

Словно я сам все подстроил, следующая песня – медленная. Я тут же притягиваю Пайпер к себе, и наши промокшие от пота тела соприкасаются.

Может, это из-за алкоголя. Может, из-за эндорфинов. А может, оттого, что наши тела идеально подходят друг другу – как лоскутки на безупречно сшитом футбольном мяче. Но, глядя сейчас на нее, на то, как она на меня смотрит, когда наши глаза прожигают друг друга, я уверен только в одном: я переезжаю в Нью-Йорк.

Да что там, я, черт побери, уже по уши в Нью-Йорке.

– Пойдем сегодня ко мне, – выдыхаю я ей в ухо.

* * *

Я едва могу удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. С каждой минутой мне было все труднее сидеть за столиком в баре, зная, что Пайпер приедет сегодня ко мне. Но чем дольше мы сидели в ресторане, тем трезвее она становилась. Она была так пьяна, что опрокинула несколько стаканов с водой. Наконец я просто купил ей несколько бутылок воды – так меньше вероятность ее пролить.

– Садись. – Я указываю на диван. – Устраивайся. Выбери какой-нибудь фильм, если хочешь. Я вернусь через минуту.

На кухне я готовлю ее любимый напиток. Я знаю, что она уже протрезвела, но думаю, что немного жидкой храбрости ей не помешает – для того, что, возможно, сейчас произойдет. Для того, что, я надеюсь, сейчас произойдет. Мой член подергивается при мысли о том, что я снова ее поцелую. Я знаю, что нам нельзя спешить. Я готов продвигаться медленно. Да что там, я даже хочу этого. Но боюсь, что не смогу прожить больше ни дня, не поцеловав ее.

Я возвращаюсь в гостиную и ставлю виски с колой на кофейный столик у нее за спиной. Когда Пайпер оборачивается, я сразу замечаю, что она опять сняла кофточку, и мой взгляд как магнитом немедленно притягивается к ее выступающим соскам, натянувшим ткань топика. Я также замечаю, с какой тоской она смотрит на диск с фильмом у нее в руке.

– Тебе настолько нравится этот фильм? – спрашиваю я, указывая подбородком на тот же самый фильм, который мы смотрели на прошлой неделе.

– Да, – кивает она. – Я всегда хотела сыграть Роксану. Это моя любимая героиня.

Я вспоминаю исходный сюжет. Сирано считал, что он недостаточно хорош для Роксаны. Он считал себя уродцем, недостойным любви красавицы. Может быть, Пайпер так любит