Шрифт:
Закладка:
ЖЕНЩИНА: Мне очень помог мой опыт знакомства с шаманизмом. А в культуре шаманов, как вы уже упоминали, действительно нет различия между мужским и женским: мужчина или женщина — какая разница, шаман — это тот, кто откликнулся на зов. Я увидела это, и это ко многому обязывает.
Но кое в чем я не согласна с вами. Я чувствую, что ваша традиционная часть сознания, лично ваша, считает, что женское предназначение отличается от мужского, а я с этим не согласна.
КЭМПБЕЛЛ: Есть два способа чувствовать, я бы сказал, вот и все. Я хотел бы минут на десять превратиться в женщину, чтобы понять, в чем разница.
Сам я долго не женился, в основном потому, что это помешало бы мне читать. (Смех.) Это правда. И еще есть одна причина: каждый раз, как только у меня начинались отношения с девушкой, я чувствовал, что на меня давят; жизнь становилась тяжелее. Эта тяжесть, это ощущение, что кто-то чертовски важен для тебя, превращало сиюминутное раздражение в глобальную проблему. Мне надоедало, и вот я уже сбегал, а потом, довольно скоро, возникала другая молодая женщина, и я чувствовал то же самое давление, упс — все начиналось сначала!
МУЖЧИНА: Вместе с женщиной в жизни возникают дом, дети и все остальное, за что нужно отвечать. Даже не обязательно возникает, но такое чувство, как будто оно уже рядом...
ЖЕНЩИНА: Но у женщин-то все так же! (Смех.) Я то же самое чувствую, общаясь с мужчинами! (Смех.) А ведь, между прочим, именно мне придется оставаться в доме. (Смех.) Я ухожу оттуда одна и ощущаю себя легкой и свободной.
КЭМПБЕЛЛ: У меня всегда было такое впечатление, что им хотелось развлекаться, а мне-то это было совершенно не интересно. (Смех.)
ЖЕНЩИНА: Это правда, я себя ловлю на этом. Они хотели развлекаться, а сами были тяжелыми людьми.
КЭМПБЕЛЛ: Потому-то им и хотелось развлекаться. (Смех.) Так, я думаю, мы все единодушно согласились с тем, что мужчины и женщины — разные. Так или не так?
ЖЕНЩИНА: Я думаю, что женщины не согласны. Ну вот эта ваша концепция о том, что женитьба тащила вас вниз. А я вот думаю: боже, неужели мои красивые, умные дочки просто прилипнут к каким-то мужчинам, и все кончится мытьем посуды вместо реализации своего потенциала? Неужели они будут стирать носки, мыть посуду и убираться в доме?
КЭМПБЕЛЛ: Моя сестра и ее подруги не мыли посуду, они создавали скульптуры и так далее. А потом тело каждой подало сигнал: «Ой, смотри-ка, что еще у тебя есть!» Если ваши дочки не захотят мыть посуду, пусть что-нибудь изваяют, а мы посмотрим, что из этого получится.
ЖЕНЩИНА: А зов тела действительно есть. У меня есть подруга, немного старше меня, очень процветающая, очень успешная. Она часто говорит: «Биологические часики тикают, время уходит, может, мне нужно родить? А я могу родить?»
КЭМПБЕЛЛ: Это неизбежно.
МУЖЧИНА: Речь о том, какой потенциал реализовать, биологический или человеческий.
КЭМПБЕЛЛ: Осуществить то, что тебе предназначено.
ЖЕНЩИНА: А можно реализовать и то, и другое? Может ли женщина одновременно быть матерью и реализовать себя? Может ли мужчина быть одновременно отцом и странствующим рыцарем?
КЭМПБЕЛЛ: О да, конечно. Я не говорю, что эта проблема никогда не была разрешена, но серьезное препятствие на пути к этой цели, которое по-разному проявляется у мужчин и у женщин, — сила и неотвратимость женского желания иметь ребенка и все, что с этим связано. А мужчина может без этого всего обойтись.
Конечно, самая крайняя степень отдаления мужчин от жизни, которую несет в себе женское начало, это гора Афон, греческий монастырь, куда не допускаются женщины. В средневековых монастырях, если женщина подходила к двери и ее впускали, хотя бы и спасая от угрожавшей ей большой опасности, на привратника накладывали наказание — просто за то, что он позволил ей войти.
Зов тела, зов женской природы звучит очень могуче — и в ее собственной жизни, и в жизни мужчины, который переживает с ней этот опыт. В «Поминках по Финнегану» Джойс разделяет мнение индийцев о том, что женщина — воплощение принципа жизненной энергии, а мужчина, можно сказать, хочет, чтобы его оставили в покое. Но когда она появляется рядом с ним, он словно оживает, и женщина является активатором этого процесса.
Это интересно: на севере, в европейских и китайских философских системах, вы слышите про ян и инь. Мужчина — агрессор, он активен, а женщина — восприимчива и пассивна. Но в Индии все наоборот. Мужчина психологически заинтересован совсем в ином, а тут в его поле вторгаются и говорят: «Ох, ну что за радость — жить в прошлом эоне. Давай-ка начнем новый. Было бы мило сотворить мир, как думаешь?» И мужчина думает: «Да, хорошо бы»[139].
Так мужчину соблазняют на деятельность. В Индии женский принцип — это шакти, змея, ползущая вверх по позвоночнику, проклятый поток энергии во всех его аспектах. Одно из величайших воплощений богини в Индии — это Дурга Пуджа. Дурга — обличье, у которого восемнадцать рук, вооруженных мечами (когда вы взяли свой нож, вы играли в Дургу). Пуджа означает «церемония». Посвященный ей праздник длится три недели.
Основной образ мы находим в мифе «Деви-Махатмья»[140]. В этой истории один йог с головой быка благодаря способности к концентрации превзошел всех богов. Никто из них не мог одолеть его. Тогда они встали в круг, отправили потоки своей энергии назад, туда, откуда они появились. Возникло огромное черное облако, из которого вышла Дурга, восемнадцатирукая богиня. В каждой руке она держала по одному божественному символу. Следовательно, мужская энергия выражает лишь некий специфический аспект и проявление женской энергии. Именно женщина является энергетическим источником, а мужское начало — ее конкретным воплощением в каком-то определенном направлении.
Поэтому женщине гораздо легче отождествить себя с мужчиной, чем мужчине, привязанному к своему образу жизни, своей конкретной форме абстракции, если хотите, к сфере своей деятельности, вернуться к этому обобщенному началу, своим истокам. Именно это совершил Будда, и это был героический поступок высшего порядка. Это напоминает растворение.
Для женщины это движение в другом направлении — лишь вопрос специфики. Понимаете? Она стремится к определенной точке.
МУЖЧИНА: Мне кажется, применительно к странствиям героя, что мужчина очень часто пытается выяснить, как он относится к жизни в глобальном смысле этого слова, к переживанию апофеоза, например: «Я — это оно». Несложно представить себе женщину, которая следует по пути