до той поры, пока его взору не предстала огромная коллекция вин и коньяков. Голосом заговорщика, зажигая ещё одну лампу, чтобы получше рассмотреть содержимое бутылок, он сказал.

— Ромыч… Ты или демон-искуситель, или дурак блаженный… Прости, конечно, за тавтологию… Как можно бросить этот Сталкерский рай? Изо всех сил разыскивая по всей Зоне приключения на пятую точку. По мне бы, пусть луна упадёт, и земля перевернётся, ни за что бы это место не покинул… Это ж сколько добра тут, — и подхватил рукой за горлышко пару бутылок скотча многолетней выдержки.

— Если ты считаешь, что сидеть безвылазно в бетонном склепе, чередуя похмелье с очередным распитием нового пойла — рай, то можешь считать, что ты в нём, — ответил Роман. — На твою жизнь, тем более укороченную цирозом печени, который ты здесь от этого бухла обязательно заработаешь, этого добра хватит. Только это не про меня… И о рае, если он конечно существует, у меня совсем другие представления. Теперь хватит этим дерьмом любоваться, пойдём, убавим немного твоего райского Богатства… Выброс скоро.

Василий, хоть и имел тайное, пагубное пристрастие к спиртному, только не в этот раз. Он как ребёнок, угодивший в магазин «Детский Мир», перебирал, словно игрушки, продукты длительного хранения и консервы, лежавшие тут в огромном количестве, не зная на чём остановить свой гастрономический выбор. В конце концов, определившись, нагрёб целую охапку консервированной колбасы, сложив упаковки в согнутую руку, словно снаряды в ящик, и приволок всё это к столу.

— Тепереча, попируем…

— Ты что, столько сожрать можешь? — округлил глаза Павел.

— А ты, Голуба моя, зенки на меня свои не вылупай, как тазики. Энта съем и ешшо добавлю. Схудал я шипко, пока с вами по Зоне таскался, но за такое Богачество ешшо разов пять, хучь всю Зону наскрозь на пузе проползу… а ты шпирт доставай-доставай… Не жадничай, потому как не твой он, а Рома, в отличии от тебя, шкряги-анкоголика, старику немошному в энтом не откажет, а я шас вернуся. Там в углу одёжку приглядел, моя-то вовсе истаскалась. Срам один, да и только, — и, что-то довольно бормоча, ушёл в угол, к ящикам со снаряжением.

— Ну шагай, скороход, переодевайся, — огрызнулся Першинг.

Обнова Василия, в которую он нарядился, Сталкеров сначала повергла в ступор, перешедший в истерический хохот Першинга. Откуда в ящиках с армейскими комбинеЗонами, мас-халатами и бронежилетами оказалась эта вещь, знал только тот человек, который оную туда положил. Видимо, он был фанатом НХЛ и, чтобы хоть как-то скрасить свой досуг или в память о любимой команде, захватил огромную рубаху хоккеиста, с изображением пингвина и номера 33. Теперь под номером 33 перед ними стоял Василий. Захлёбываясь от гомерического хохота, Павла согнуло пополам. Предполагая, чем вся эта история закончится, Роман попытался исправить ситуацию.

— А что, Вась… Ткань крепкая, прослужит долго… — но не в силах больше сдержаться, тоже залился хохотом.

Реакция Василия на происходящее в корне отличалось от его обычной. Бережно погладив новую рубаху, он сначала широко улыбнулся, а потом тоже громко загоготал. В свете весёлого происшествия с рубахой и изобилия на столе, обед прошёл на позитивной ноте.

— Зря я так нажрался, — лениво проворчал Павел. — Выброс скоро… Боюсь, что все эти вкусности из моего пуза назад попросятся.

— А я, Голуба моя… Наоборот… Только с полным брюхом нормально его, выброс энтот, стерпеть могу, — в тон Першингу сказал Василий. — Нам тута всё не по чём. Еды гора. Шпирту цельно озеро. Ни в жисть отсюдава не вылезу. Так, только по нужде какой, да и её, нужду енту, где-нибудь в уголку справить можно, — продолжил развивать разговор излом. — А ты-та, Рома, чё молчишь? Но оно конечно, на сыто пузо и помолчать приятно… Эх, ну ладно, пойду пошарюся, можа ишшо чё антиресное отыщется, — поставил точку не получившейся беседе Василий и, прихватив одну из ламп, ушёл в дальнюю комнату, заставленную ящиками.

В отличии от Першинга и Васи Погуляя, Роман этого выброса ждал. Он для него был словно жирная точка в этой странной главе жизни. В здании Главпочтампа, где он очутился, попав в этот странный и невероятный мир, располагалось прямо напротив. Место своего появления Роман тоже хорошо помнил и надеялся, что, придя туда он при помощи артефакта, который у него теперь был, и выброса, сумеет переместиться в свой 2018 год, где найдёт Саватея и ответы на все свои вопросы. В этом он был уверен. Единственным слабым, но самым значимым звеном плана, вызывающим его сомнения, был сам выброс. Роман понимал, что смертельно рискует. Найти говорившего о портале и известной возможности им воспользоваться надежды не было. Оставались только догадки самого Романа и записка Алисы, которую он обнаружил в ошейнике своего убитого пса. Теперь всё это предстояло выяснить самому. Цена ошибки… Жизнь. Так как всё живое погибало под ударами Выброса. Не было смысла откладывать неизбежное. Роман, воспользовавшись временным отсутствием Василия, занятого изучением складского помещения, как можно коротко изложил план своих намерений Павлу. Першинг, в необычной для себя манере, не принялся с ходу оценивать его правильность или пытаться отговорить. Он молчал. Затем, налив в кружки старинный скотч, пододвинул одну Роману.

— Знаешь! А я ведь об этом знал… Во всяком случае, догадывался, с самого начала нашего похода. Ты понимаешь, что почти наверняка погибнешь? — и сам ответил. — Конечно знаешь… но если вдруг… На что я очень надеюсь, у тебя всё же получится, то

3/3

это всё стоило того. Я без лицемерия скажу… Что очень горжусь нашей дружбой, брат, а за нас не переживай. После выброса я ещё намерен поискать Азбеста. Чем чёрт не шутит? И Василия не брошу. Он хоть ворчун с придурью, но я к нему привык. Так что всё путём будет, а что… Мы теперь с ним Богаты, значит нет нужды собирать артефакты, чтобы на жизнь заработать. Так что будем с ним теперь по Зоне только в своё удовольствие путешествовать, ну, а где нас отыскать, буду тебе записки в схронах оставлять… Здесь или в доме у дуба. И вот ещё что… Глупо конечно, ты мне тоже напиши, где тебя найти, кто знает, может и мне повезёт твой мир повидать. Не по своей воле, конечно. То, что ты о нём рассказал — мне не нравится… Тоска смертная, — этим всё и обо всём было сказано.

Роман из схрона с собой почти ничего не взял, положив в рюкзак лишь один сухпаёк.

— Пригодится, горло промочить, — чуть дрогнувшим голосом