к последней надежде.

Автоматы заработали дружнее, грохот выстрелов слился в единую дробь. Язычник не багет, живучесть хуже, поэтому охотники позволили себе вольности, били не столько по тварям, сколько рядом. Фонтаны пыли вздымались перед ними, с боков. Одному прострелили руку. Он притормозил немного, но не остановился.

Арестант увидел меня. Между нами оставалось метров сорок. Он поднял голову, вытаращился, и я сразу понял, что сегодня не наш день. Пробежал по инерции ещё несколько шагов и остановился.

— Ты… Ты… — грудь сдавило. — Где Мёрзлый⁈

Арестант захлопал глазами.

— Мёрзлый? Кто? Тот загонщик? Он в камере. Его на охоту не возят.

Сзади уже набегал Гвидон. Он тоже понял ошибку и заорал:

— Отход! Отход!

С лабаза нас заметили. Кто-то из охотников высунулся в бойницу, и над площадкой разлетелся крик:

— Чужие!

Нырнул обратно, высунул автомат и в слепую выпустил в нас остатки магазина.

Я вскинул калаш и дал по лабазу две короткие прицельные очереди. Гвидон тоже добавил двумя короткими. Лабаз осыпался щепками. Пули пробивали его насквозь. Ох, там сейчас давка и паника, кого-то наверняка задели, надеюсь, Голикову. По лестнице скатился гвардеец, за ним второй, третий. Я развернулся и побежал к оврагу. Но силы почти все ушли на первую часть пути, ноги налились тяжестью и заплетались. Через пару десятков шагов остановился, припал на колено и дал ещё очередь по лабазу. Встал и застыл изваянием.

То, что свершалось на охотничьей площадке, походило на фильм ужасов. Редбули были заняты чем угодно, только не охотой, и язычники, не получая отпора, добрались до арестанта; добрались — и секли его языками. Арестант орал, извивался, а я впервые видел, как мутанты режут свою жертву. Слышать доводилось много раз, а вот наблюдать воочию… Лучше бы попасть под ножи багета. Там один-два удара и всё, а здесь… Пластины резали тело, кровь била из вспоротых артерий, и от её вида и вкуса язычники входили в транс. Они как будто исполняли танец: дёргались, подпрыгивали. На их фоне гвардейцы рассыпались веером и брали нас на прицел. Кто-то, наконец, догадался вдолбить в головы тварей несколько свинцовых фраз, только арестанту это не помогло, он валялся в пыли изрезанный, а я продолжал смотреть…

Гвидон зарычал на меня:

— Что встал, паршивец? Бегом!

Я очнулся и побежал. Планшет в кармане завибрировал. Щаз! Делать мне больше нечего, как читать не ко времени прилетевшие сообщения. Скорее всего, Алиса, спрашивает, что случилось, почему не забрали отца. Но это не её отец, это даже не мой знакомец Гавриил. Это хрен знает кто! Только сейчас мне некогда отвечать на её вопросы. Потом, всё потом!

Под каблук ударила пуля, обожгла пятку. Это прибавило сил. Я побежал быстрее. Услышал, как Гвидон зашипел, обернулся. Инструктор бежал чуть поотстав, прижимая левую руку в боку. Похоже, зацепили — и зацепили конкретно. Рубаха в области живота быстро пропитывалась краснотой. Я подхватил его, перекинул руку через шею и поволок к оврагу.

С бугра заработал автомат Гнома, отвлекая гвардейцев на себя. Пораньше бы чутка. Выстрелил Фломастер, в общей суматохе я уловил отличимый от всех прочих звук трёхлинейки. Тоже поздно.

Пули продолжали рыскать вокруг нас. Гвидон охнул и повис на мне грузом. Кое-как я протащил его последние метры и уложил на склон. Он засмеялся, глядя в небо, потом глубоко вдохнул и посмотрел на меня.

— Что, паршивец, справился? Молодец. Теперь уходи. Дальше я сам.

— Что сам? Сдохнешь? Хрен ты угадал. Вместе пришли, вместе уйдём.

— Не геройствуй, вместе не выберемся. Давай, ноги в руки, я их придержу, — я стоял и смотрел на него, и он заорал. — Вали! Давай, давай! Времени нет совсем. И это… Прости за утро. Тупая шутка получилась. Реально тупая. Не хотел.

Он протянул руку, я пожал.

— Уходи оврагом, потом заворачивай в лес. Место общего сбора помнишь?

— Помню.

— Гудбай май лав, гудбай.

Он перевернулся на бок, вытащил из разгрузки запасные магазины, положил на траву перед собой.

— Что стоишь? Пошёл нахер отсюда!

Я скатился вниз по склону и побежал. По оврагу эхом разлетелись звуки выстрелов, потом один за другим последовали два негромких хлопка, и снова выстрелы. Гвидон не жалел патронов, понимая, что это последний бой. Ещё пять минут — и стрельба стихла. Кончился Гвидон. Сдаваться он не станет, факт, значит, всё. Я обернулся и прошептал:

— Спи с миром, старый пёс.

На краю оврага стоял гвардеец. Увидев меня, он вскинул автомат и начал стрелять одиночными. Пули ложились точнёхонько слева в склон, похоже, у него прицел сбит, или дыхание.

Я прыгнул за обвитый стлаником валун, сделал глубокий вдох, выдох и потянул спусковой крючок. Калаш отозвался привычными толчками. Очередь пошла кучно, от бронежилета полетели клочья. Редбуль крутанулся и опрокинулся на спину. Вряд ли убил, но впечатал знатно. Пусть поваляется немного на травке.

Заученным движением сменил магазин и взял с места в карьер. Справа по гребню поднялась крапивница, запах её чувствовался даже сквозь повязку на лице. Дно оврага устилал гравий. Берцы вязли в нём как в трясине, ноги приходилось выдёргивать, каждый шаг давался с трудом. Сзади послышались команды, редбули спускались в овраг. Я успел оторваться от них, но это ненадолго. Похоже, все гвардейцы под дозой, иначе невозможно объяснить, почему они бегают в бронниках и касках, словно в шортах и панамах. Бежать по оврагу дальше смысла не было, эта игра в догонялки шла явно не в мою пользу. Пора менять направление.

Цепляясь за камни и трещины, я начал подниматься по склону. Крутизна составляла градусов пятьдесят, дыхалка забилась мгновенно; я и без того дышал с трудом, а тут и вовсе захрипел. Рядом в камень ударила пуля, взвизгнула отрикошетив. Ещё несколько пуль разворошили пласт серой опоки, и он рухнул вниз, уходя у меня из-под ног. Я едва не ухнул за ним следом, успел ухватиться за нависающие над пустотой корни, подтянулся и выкарабкался из оврага.

Отдышавшись, выглянул за край. Гвардейцы отставали метров на сто. Двое бежали по гравию, трое штурмовали склон. Итого, пятеро. На одного сухого загонщика многовато. Не думал, что редбули организуют погоню. Операция наша не удалась, Мёрзлого не вытащили, смысл в преследовании отпадает. Если только что-то личное, видимо, действительно Голикову подстрелили. Ну хоть не за просто так Гвидон погиб.

Я взял на мушку тех, кто штурмовал склон, и выстрелил. Никого не задел, но заставил понервничать. Один и вовсе сорвался