конце девятнадцатого — начале двадцатого века очередной владелец поместья отличился в англо-бурской войне, королева Виктория, незадолго до своей кончины, отметила его орденом Подвязки. А последний владелец по окончании Второй мировой войны разорился, содержать замок не мог, уехал искать счастья в Америку, но оказался настоящим англичанином. Свое поместье не продал, а передал в дар муниципалитету. Вот тогда здесь и открыли колледж — поначалу воспитывали молодых полицейских, а потом сменили профиль.

Теперь в западном крыле жили шестьдесят два мальчика, а в дортуарах восточного крыла — девятнадцать девочек, в том числе и Катя. Жизнь была организована так, что выбираться за пределы колледжа не было никакого интереса. Культивировались занятия любым видом спорта. На знаменитые гребные гонки восьмерок между Оксфордским и Кембриджским университетами ходили всем колледжем. И тем не менее многие мальчики и некоторые девочки систематически покуривали травку, большей частью марихуану. Однако были и уже подсевшие на иглу и, кроме героина, ничего не признававшие. Следует быть честным и отметить, что в противовес компании плейбоев имелась группа ребят, жизнь которых полностью утонула в экране монитора компьютера. Точнее сказать, в паутине Интернета. Эти ненормальные, уже балансирующие на грани сумасшествия, просиживали у компьютеров сутками. Один из них, Дэвид Милле, как-то сказал Кате в спортивном зале:

— Я теперь очень уважаю твою нацию, Кэт.

— Это почему вдруг?

— Ваши хакеры превзошли нас. Один из них взломал коды и пароли Английского банка и лишь случайно не ограбил его на пару миллионов фунтов стерлингов. Хакер сработал отлично, ошиблись члены его команды.

Катя засмеялась:

— А ты, Дэвид, насмотрелся американских дрянных фильмов и решил, что Россия кишит дураками?

— Так я никогда не думал. Но теперь русские хакеры нас обогнали.

— Догоняй, — посоветовала Катя.

Катя и Дорис, подружившись, очень скоро зажили в колледже своим замкнутым мирком. Усердно учились, изредка посещали дискотеку, никем не увлекались, а в свободные часы ходили по музеям или маленьким театрам. Однажды забрели на Бейкер-стрит, в музей Шерлока Холмса. Экспозиция особого впечатления не произвела — все выглядело подделкой и фальшивкой. Но Катя поняла, почему в общем-то простенькие и незамысловатые рассказы Конан Дойла много лет вызывают широкий интерес, а бесчисленные экранизации практически не сходят с экранов телевизора. Шерлок Холмс и доктор Ватсон, их окружение, включая злодеев, отражали Викторианскую эпоху, самый счастливый и относительно безмятежный период жизни англичан. Упорядоченный, в меру демократичный. На каждого англичанина в Индии работали десять индусов, военно-морской Королевский флот господствовал на море. Это былое имперское величие и через сто лет проявлялось во всем — в архитектуре, памятниках, в туманной Темзе и белых скалах Дувра.

Дорис после окончания колледжа собиралась помогать брату, владельцу небольшой пароходной компании. А Катя о своих перспективах умалчивала, поскольку знала, что империя отца способна проглотить десятка два таких «пароходных карликов», как у брата Дорис. Проглотить и не поперхнуться.

Дорис к своей семье, кроме брата, относилась прохладно. Ни мать, ни отец ни разу не навестили ее в колледже, и это, как поняла Катя, было в порядке вещей. А сама Катя тоже словно уже оторвалась от своего прошлого. После того как ей сообщили об исчезновении ее родителей, недели две она грустила по ним, но боль утихла, и Катя решила, что в Россию не вернется. Вскоре позвонил Дорохов и объявил, что она является наследницей громадного состояния отца. Правда, вступать в права владения предстояло не сию минуту, надо было потерпеть, пока повзрослеешь до двадцати двух лет. Сначала Катя решила: «Ну и прекрасно! Буду жить в Лондоне, открою какой-нибудь небольшой модный салон, пусть он и будет разорительным, без надежд на доходы, буду стричь купоны с акций холдинга «Гиппократ», и этого хватит на всю жизнь. Буду путешествовать по миру, а замуж если и выйду, то когда стукнет лет тридцать. С этим безобразием торопиться ни к чему».

Но Дорохов через месяц позвонил снова и очень тактично спросил:

— Катя, когда отец отправлял тебя в Англию, у вас не было с ним какого-нибудь соглашения относительно твоего будущего?

— Вы же знаете, что было, Юрий Васильевич.

— Повтори мне его, пожалуйста. Я что-то запамятовал, в чем там суть.

Старик, конечно, хитрил, все помнил, а требованием своим преследовал вполне определенную цель. Катя засмеялась и словно прочитала с листа:

— Папа хотел, чтобы я в свое время, после того как отучусь и пройду стажировку, возглавила холдинг «Гиппократ».

— Правильно, дорогая. Я полагаю, что, несмотря на изменившуюся ситуацию, ты не откажешься выполнить завет отца?

Катя ответила неожиданно для самой себя:

— Да. Не откажусь.

Дорохов откровенно обрадовался:

— Прекрасно, родная, прекрасно. Учись как следует.

— Юрий Васильевич, но до моего возвращения и начала работы в холдинге еще так много времени!

— Всего лет семь. Это, девочка моя, тебе по молодости срок в десять лет кажется гигантским. Поверь мне, это всего лишь миг! Но твердо помни, что ты обещала отцу, а сегодня и мне.

Третий раз Дорохов позвонил уже в мае. Был почему-то едва ли не официален, сказал строго, что над ней берет опекунство ее тетка Дарья Дмитриевна Муратова и что она, Катя, должна быть с тетушкой ласковой да нежной, поскольку Дарья Дмитриевна уже любит ее и готова жизнь свою положить ради успехов племянницы.

— Не нужна мне ее жизнь, — проворчала Катя.

— Я тебе сказал, нет, я тебе приказал — укоротись! Глупо сразу занимать первую боевую позицию. За что ты можешь заведомо не любить Дарью?

— Не знаю, — ответила Катя. — Я ее очень смутно помню.

— А я уверен, что вы полюбите друг друга.

— Сомневаюсь.

— Катя! — рассердился старик. — Она против всех своих желаний, через силу взялась руководить холдингом. И учти — только ради тебя! Только чтобы ты пришла в свое время на готовенькое! Она прекрасно существовала на Алтае, и я вытащил ее в Москву, можно сказать, силой!

— Юрий Васильевич, — капризно спросила Катя, — а вы сами не могли, что ли, управиться с «Гиппократом»?

— Родная моя, да ты помнишь, сколько мне лет?

— Шестьдесят два, — брякнула Катя наобум.

— Шестьдесят восемь. И если я могу чем-то еще управлять, так это инвалидной коляской.

— Вы совсем отошли от дел? — испугалась Катя.

— Не отошел. Занял пошлую позицию наблюдающего.

На этом разговор закончился, а Катя грустно подумала, что придется уезжать из Англии, к которой она уже душой прилепилась, и улетать в холодные снега России.

Она была твердо убеждена, что никто там ее не ждал с трепетом сердечного нетерпения. Смутно помнила двоюродную тетку Антонину, проживавшую в какой-то глуши, почти не помнила Дарью. Чаще