Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Рассказы - Лазарь Осипович Кармен

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 69
Перейти на страницу:
рыболовным прутом или на кого-нибудь из товарищей Сеньки, как он уже хмурился, подступал к ней с кулаками:

— Ты чего до них ливеруешь?

— Что ты?! Ей-богу, Сенечка, ты запонапрасно!..

— Я тебе дам запонапрасно! — И он влеплял ей затрещину.

Он следил в оба за ее нравственностью и всегда мстил за свою попранную честь.

Когда однажды блатной Рашпиль ущипнул ее за ногу, Сенька выхватил нож и сказал ему со злобой:

— Если еще раз тронешь, зарежу! Я, брат, теперь такой же фартовый, как и ты. Мне что тюрьма, что дом — все единственно.

И если бы его не удержали товарищи, он обязательно пырнул бы Рашпиля.

Досталось также от него и шарикам. Они позволили себе такую выходку: заманили в пароходный котел Лизу под предлогом познакомить ее с устройством его. Сперва они вели себя честь честью, по-джентльменски, но потом вдруг потушили свечи и давай щупать ее.

Лиза со слезами на глазах прибежала к Сеньке. Тот обозлился, созвал всех блотиков и вечером, когда шарики сходили со сходни, они набросились на них и жестоко избили…

— Удивляюсь тебе, — сказал как-то Сеньке большой практик Арбуз. — У тебя такая хорошая бароха, а ты из кожи лезешь. Возьми с меня пример. Я весь день ничего не делаю, а придет вечер, Маня принесет мне рубль, два, а то и три. Запряги Лизу, пусть одна работает.

Мысль эта очень понравилась Сеньке, и с этого же дня он предался полному dolce far niente,[30] a Лиза работала за двоих. Сама стреляла хлопок, арап и приносила выручку. Сенька от безделья пристрастился к картам. Он весь день пропадал на обрыве, над портом, в кустах и играл с чистильщиками сапог в «три листика».

Сеньке не везло. Он проигрывал всю выручку Лизы и, не довольствуясь этим, постепенно забрал у нее все свои подарки — шелковую косынку, колечко, туфли, брошку — все… А она и не думала роптать.

Но вот она исчезла. День, два… Ее нет…

Сенька не на шутку всполошился.

— Не сманил ли ее Косой? Тот давно уже зарился на нее.

Сенька бросился к нему, но тот поклялся, что и не думал сманивать ее.

— Куда же она делась?!

Он строил тысячи предположений. Думал, что ее увезли в Константинополь, что попала под поезд…

Он затосковал, опустился и только теперь понял, как она была ему дорога и близка. Он припоминал каждую мелочь из их совместной жизни, и эти мелочи умиляли его.

Сенька вспомнил, как однажды шмырники безбожно избили его воловиками,[31] и она ухаживала за ним, растирала горячим уксусом его спину, бока. Вспомнил также следующее: он стащил у одного угольщика шапку. Тот настиг его и стал бить. Случилась тут Лиза. Она сгребла тяжелую марсельскую черепицу и как треснет ею угольщика. Тот так и растянулся.

Вспомнил Сенька и зимние вечера, когда, будучи на декохте, они прятались в промерзлых вагонах, и сна грела его своим телом.

Попутно Сенька припомнил, как часто он обижал ее. Однажды он застал ее за каким-то шитьем.

— Что шьешь? — спросил он.

Она вспыхнула и ответила, заикаясь:

— Ничего.

— Скажи!

— Платьице для… Зины…

— Какой Зины?

Она достала из клепок самодельную куклу, которой играла всегда в его отсутствие, и показала.

— Вот еще… вздумала!..

Он грубо вырвал из ее рук куклу, разорвал ее надвое и бросил. Она расплакалась, как трехлетняя девочка…

А как он обирал ее?!

Он был так виноват перед нею, и ему хотелось загладить свою вину.

— Господи! Если бы только она отыскалась! — молил он.

И вот он узнал от фельдшера при амбулансе Приморского приюта, что она в больнице.

Сенька пошел к ней с раскаянием. Он хотел сказать ей многое, многое. Но этот проклятый шмырник и злая сестрица испортили всю музыку.

Сенька долго ворочался на матраце, думая все о Лизе.

— Скорее бы отпустили! — проговорил он вполголоса. — Вот заживем! На все медные! — И он улыбнулся…

IV

Прошла неделя с того дня, что он навестил Лизу.

Она не являлась в порт.

Сенька прождал ее напрасно еще два дня и, как ему не хотелось, отправился снова в больницу.

По дороге его перехватила подруга Лизы — Нюша, продавщица цветов. Узнав, что он идет к Лизе, она достала из своей корзиночки два лучших белых хризантема, сунула ему в руку и велела передать ей.

Мимо Сеньки по мостовой, покрытой снегом, весело мчались сани.

«Как только она выпишется, — думал Сенька, — обязательно возьмем сани и покатаемся».

«Зиму, — решил он потом мысленно, — как-нибудь проживем в Одессе, а летом махнем во Владивосток».

Владивосток был постоянной мечтой его.

Сенька строил тысячи соблазнительных планов.

Но вот и больница!

В воротах знакомый шмырник. Тот или не узнал его, или не хотел узнать. Он молча пропустил его во двор.

Вот и знакомая палата!

Но почему не видать Лизы?! Где она?! Она лежала, кажись, вот на той койке, против дверей, а теперь на ней лежит отвратительная старуха.

Или он ошибся палатой, или она выписалась?! У кого спросить?

А вон та самая сестрица! Она входила в палату с какой-то склянкой в руке.

— Ах, это ты?!

Она вздрогнула и остановилась перед ним в сильном смущении.

— Можно Лизу… Сверчкову повидать?! — спросил он ее торопливо и с беспокойством.

— Сверчкову?

— Ну да!.. Сверчкову! — повторил он, нервно и безотчетно общипывая лепестки хризантема.

— Она… умерла, — с усилием выговорила сестрица.

Сенька побелел, внутри у него что-то порвалось, и он посмотрел на нее испуганными глазами.

— Это было позавчера, — проговорила, стараясь не глядеть на него, сестрица. — Она даже похоронена уже. А все это, — прибавила она строго, — из-за ваших глупых кокосов. Она заболела возвратным тифом. Я ведь говорила.

Голос ее из строгого сделался вдруг мягким и нежным, и она прибавила:

— Бедный мальчик.

Во время беседы к ним подковыляли несколько человек больных и оглядывали его с любопытством. Сенька стоял среди них как истукан, по-прежнему нервно общипывая хризантемы и не замечая никого. Он сделал потом невероятное усилие, круто повернулся и пошел к дверям. Какая-то женщина крикнула ему вдогонку:

— Постой!.. Мальчик! Она велела серьги свои передать тебе.

Но он был уже на улице…

Сенька долго стоял перед приземистым и мрачным зданием больницы со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами и думал:

«С какой стороны удобнее было бы подпалить эту гнусную ховиру?»

Постояв немного, он поплелся в порт, в трактир, потребовал водки и велел машинисту завести «Устю».

Он пил и лепетал:

— Лиза!.. Лиза!..

Прошла еще неделя,

1 ... 49 50 51 52 53 54 55 56 57 ... 69
Перейти на страницу: