Шрифт:
Закладка:
Среди этого запустения шагает мой отец — постаревший, сгорбленный, с поседевшими волосами. Некогда могучие плечи поникли под грузом горя.
— Ты! — его иссохший палец указывает на меня. — Больше мне не сын. Не смог уберечь мою доченьку. Отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!
Другие осколки подхватывают эту тему, множа боль и отчаяние.
— Отец, постой, — я тянусь к нему, но вместо одного образа меня окружает множество искажённых фигур. Они все тычут в меня пальцами, ругают, кричат. Среди них я замечаю даже молодого отца, который с отвращением смотрит на меня-младенца, лежащего на руках матери.
— И это мой сын… Такой слабак, — презрительно цедит он сквозь стиснутые зубы. — Уверен, когда у нас родится дочь, он и её не сможет защитить.
— Не сможет, — эхом откликается мать, её взгляд полон тоски и обречённости.
Она поднимает голову и смотрит на молодого отца. На губах застыла горькая усмешка.
— Вот, полюбуйся, дорогой, — в её голосе сквозит яд. — Он уже не уберёг нашу Лин.
Мать расставляет руки, и я, завёрнутый в ткань, начинаю падать в бездну. Мозаика прошлого, настоящего и будущего смешивается в чудовищный калейдоскоп. С каждым новым витком он становится всё мрачнее и безысходнее.
Я падаю, поднимаюсь, снова падаю. За спиной полыхает лес, пламя пожирает родной дом. На его фоне застыли две фигуры — отец и мать, их лица застыли масками горя и разочарования.
— Нет! Хватит! — кричу я, но огонь уже охватывает их.
Отец, чьё лицо плавится в жаре, бросает мне в спину:
— Просто взгляни… взгляни, что ты натворил.
Я оборачиваюсь и вижу Лин — юную, хрупкую, в парадном ханьфу. Она поднимается по ступеням к дворцу Императора, минует стражу, проходит анфилады залов и галерей. Пока не оказывается в полумраке тронного зала — величественного, подавляющего, пропитанного тьмой.
На троне восседает исполин — он выше меня на две головы. Лица не разобрать. Моя маленькая сестрёнка склоняет перед ним колени. В один миг он оказывается рядом с ней.
— Ты бросил её! — шипит отец.
— Она погибла в одиночестве по твоей вине! — воет мать.
Лин оборачивается. Из её глаз слезами течёт чёрная смолянистая жидкость.
— Ты убил меня, братец. Пусть не своей рукой, но убил…
Гигант нависает над ней. Тело Лин оседает на пол безжизненной куклой. Только теперь я вижу лицо исполина — это Вастай. Его губы кривятся в злорадной усмешке.
— Ничтожество никогда не сможет меня одолеть! Беги… Беги далеко, и, быть может, выживешь!
Волна горя и бессилия накрывает с головой. Мир вновь распадается на части, и из каждой на меня смотрят лица — родителей, сестры, друзей. Их упрёки словно лезвия, каждое режет до кости. Отчаяние удавкой стягивает горло.
Слова старого отшельника, словно далёкое эхо звучит на самой грани моего слуха. Чтобы идти дальше, нужно принять свои слабости и страхи. Лучший способ почтить память сестры — продолжать борьбу и осуществить её мечту.
Тепло растекается по телу, прогоняя холод. Лабиринт искажённых воспоминаний идёт рябью… дрожит.
— Я принимаю свои ошибки! Я подвёл её! Я был слаб! — мой голос крепнет с каждым словом. — Но я не позволю прошлому определять моё будущее!
Слова падают словно удары молота, круша мозаику кошмара. Сквозь град разбитых образов я шагаю к центру, где на полу вычерчен символ Инь-Ян. С каждым шагом лабиринт позади рушится, а впереди разгорается мягкий свет. В нём проступают лица — Лин, отца, матери — но не искажённые горем и гневом, а преисполненные любви и принятия.
Я обрёл внутреннюю гармонию, и сила вновь наполняет тело. Не хватает только Каору и отшельника. Неужели она ещё не справилась со своим испытанием?
* * *
Каору застывает на месте, не в силах поверить своим глазам. Перед ней — родная деревня, но всё вокруг выглядит зловеще и неправильно, словно в кривом зеркале. Люди, похожие на бесплотные тени, скользят мимо, не замечая её. Их лица искажены печалью и безысходностью.
Каору идёт вместе с этим безмолвным потоком, пока не оказывается у дома, где прошло её детство — до того, как семья перебралась в большой город. Внезапно в переулке мелькает знакомый силуэт. Это мальчик, совсем юный, как её брат. Нет, это и есть Диань.
— Стой! Подожди! — отчаянно кричит девушка, бросаясь за ним.
Мальчик оборачивается, и в его глазах плещется боль пополам с обидой.
— Я отдал за тебя свободу и жизнь, — шепчет он надтреснутым голосом, — а ты сбежала, бросив меня на растерзание демону!
Диань срывается с места и убегает прочь. Каору мчится за ним, не чуя под собой ног.
— Постой! Умоляю, дай мне шанс всё исправить! — её крик полон отчаяния.
Она почти догоняет его, вот-вот схватит за плечо, но… пальцы проходят сквозь плоть. Диань уже далеко впереди, а вокруг всё меняется, будто кто-то лихорадочно листает книгу. Воспоминания сменяют друг друга, но брат всегда остаётся недосягаем.
Сердце Каору разрывается от горя и бессилия, слёзы текут по щекам, но постепенно сквозь пелену отчаяния пробивается голос разума. Нельзя вечно гнаться за призраками. Да, она не смогла смириться с потерей брата раньше, но сейчас пора отпустить прошлое. Продолжая цепляться за него, она лишь множит собственные страдания.
Дианя уже не вернуть, и слепая жажда мести тоже не выход. Её долг теперь — остановить демона и секту, чтобы ни одна семья больше не познала эту боль. Чтобы сёстры не теряли своих братьев, а родители — своих детей. Осознание горькой истины пронзает не хуже клинка, но вместе с болью приходит и облегчение. Слёзы всё текут, но теперь в них есть кроме горечи и толика умиротворения.
Искажённый мир вокруг начинает таять, крошась льдистыми осколками. Сквозь треснувшую реальность Каору чувствует присутствие Рена. Он где-то рядом, по ту сторону расколотого кошмара. Рука сама тянется вперёд, и пальцы вонзаются в трещины, дробя изломанный пейзаж. Осколки со звоном осыпаются, открывая проход. Рен тоже рвётся ей навстречу из своего персонального ада.
Ткань иллюзии расползается, и та распадается, возвращая их к реальности.
* * *
Переливающаяся трава пульсирует повсюду. Нас захватывает водоворот света и тьмы. Даже без слов мы ощущаем, что изменились. Наши сомнения, слабости, страхи. Они так и остались
