Таким образом Берт развенчал показания главного свидетеля обвинения. Но ему еще надо было поставить под сомнение утверждение прокурора, что Джерри Брудос не мог в одиночку дотащить мертвое тело от своего универсала до ограждения моста над рекой Лонг-Том, и для этого требовалось два человека.

Общий вес тела Карен Спринкер и головки блока цилиндров составлял восемьдесят один килограмм, то есть вес среднего мужчины. Мертвый груз. В этом контексте – страшное словосочетание.

Берт вызвал частного сыщика, которого защита наняла, чтобы провести следственный эксперимент, и продемонстрировал фотографии, на которых универсал той же модели, что у Брудоса, удалось подогнать кузовом на расстояние четырех дюймов от ограждения того самого моста.

– Вы пробовали перенести вес, равный восемьдесят одному килограмму, от универсала до ограждения? – спросил детектива Берт.

– Да, несколько раз.

– Без помощи другого человека?

– Без помощи, сэр. Я сделал это один.

Присяжные уже знали, что Джерри Брудос обладал такой силой, что мог перетаскивать с места на место холодильник весом больше ста килограммов. Было совершенно ясно, что труп с грузом он переместил бы с легкостью.

Защита закончила со свидетелями.

Однако окружной прокурор Гортмейкер собирался предъявить кое-что еще, чтобы вернуть себе отвоеванные позиции.

Обнаженные фото Дарси Брудос.

Когда-то давно Дарси высказывала опасение, что техники в фотолаборатории увидят снимки с ней, сделанные Джерри. Он пообещал, что уничтожит все отпечатки и пленки, но не сделал этого. Он хранил ее фото вместе с остальной своей коллекцией. Теперь они превратились в улику, и Дарси, униженная, наблюдала, как присяжные передают их из рук в руки. Ее видели голой люди, которым предстояло вынести ей приговор.

Гортмейкер обратил их внимание на то, что Дарси снята в лаковых лодочках на шпильках – точно таких же, как на фотографиях Карен Спринкер. Это было так давно! Она не помнила тех туфель. Дарси почувствовала, что присяжные посматривают на нее, а потом на фотографии ее обнаженного тела, которые она считала исключительно личными и интимными.

Все выглядело так, будто она солгала насчет туфель. Она сказала окружному прокурору, что не узнает ни одну из пар, найденных в мастерской Джерри. Но они были на ней на десятках слайдов и снимков. Она сказала правду… как ей казалось.

Она не солгала – но впечатление складывалось именно такое.

Настало время финальных прений. Судебный процесс подходил к концу.

В четверг, 2 октября, Гэри Гортмейкер выступил от лица обвинения. Дарси выслушала, как ее изображали чудовищем в женском обличье, которое помогало мужу пытать и убивать невинную девушку. Женщиной, которая затем вместе с мужем избавилась от трупа. Распущенной девицей, которая позировала для фото, граничащих с порнографией. Она слушала, и ей казалось, что окружной прокурор говорит о какой-то совершенно другой женщине, с которой она даже никогда не встречалась – и которая внушала ей отвращение.

Наверняка в зале были люди, которые относились к самой Дарси точно так же. Те, кто верил, что она виновна.

Мистер Берт предупреждал ее, что каждая сторона повторит главные пункты всех своих заявлений, поэтому ей лучше не вдаваться в юридическую риторику и не воспринимать ее на свой счет.

Но это было невозможно.

Юридическая риторика въедалась в хрупкую видимость спокойствия, которую Дарси поддерживала весь процесс, и разъедала, подобно кислоте, остатки ее самоуважения. Ей никогда не избавиться от этих воспоминаний. Дарси вспомнилась детская присказка: «Слово – не камень, им не убьешь».

Но сейчас слова ее убивали.

Когда все закончилось, Чарли Берт встал и подошел к скамье присяжных.

Лиззи Борден берет топор, Лиззи Борден выходит во двор, Сорок ударов отцу по башке, Сорок один – своей мамашке.

Стишок повис в воздухе.

– Лиззи Борден оправдали, леди и джентльмены. Она не убивала своих родителей. Все, кто был связан с этим делом, давно мертвы – судья, присяжные, адвокаты и прокурор. Но песенка осталась, и ее знает каждый школьник. Почему? Потому что лучше всего запоминается все страшное и странное. Лиззи Борден обвинили в убийствах история и фольклор.

Берту не обязательно было сравнивать преступления Джерома Генри Брудоса с резней в семье Борден. Все и так понимали, что в юридических анналах штата Орегон нет и не было ничего страшнее деяний Брудоса. Берт напомнил присяжным о жутких снимках его жертв – снимках, вызывавших отвращение у любого, кто на них смотрел.

– Нашему штату нужна правда или ему нужен приговор? Мы судим Дарси Брудос – или осуждаем ее? Она была замужем – до сих пор замужем – за этим человеком. Делает ли это ее автоматически виновной?

Берт снова указал, что Дарси не уничтожила улики. Взял фотографию Джерри Брудоса в черной кружевной комбинации и протянул ее присяжным. Взял другую – самую худшую, – где Брудос смотрел на повешенный труп жертвы, и попросил снова взглянуть на нее.

– Это лицо безумца – чудовища, случайно попавшего в кадр. Но не приговаривайте Дарси Брудос только потому, что она вышла замуж за чудовище.

– Забудьте о показаниях Эдны Бичем… и обвинение развалится, как карточный домик. Если вы верите Эдне Бичем, выносите приговор. Если нет – вы должны оправдать подсудимую.

В 16:09 того хмурого октябрьского дня судья Хей закончил давать последние указания, и присяжные удалились для вынесения вердикта. Дарси предстояло ждать в тюремной камере; Чарли Берт предупредил ее, что обсуждение может занять несколько часов, а может и несколько дней.

Надзирательницы в тюрьме были добры к ней – с самого начала. Сейчас они принесли ей две таблетки аспирина и стакан молока. Она никогда не принимала транквилизаторов и сейчас не собиралась. Но ей было страшно – страшней, чем в ходе всего процесса. Больше она никак не могла повлиять на свою судьбу. Будь что будет.

Пять часов. Шесть часов.

В 19:59 надзирательница подошла к ее камере, и Дарси подняла голову.

– Присяжные вышли. Ждут вас.

Судья Хей повернулся к старшине присяжных.

– Вы вынесли вердикт?

– Да, ваша честь.

– И каков он?

Дарси, дрожа всем телом, смотрела на присяжных. Но ничего не могла прочесть по их лицам.

– Невиновна.

Глава 23

В тюрьме штата Орегон заключенному 33284 пришлось познакомиться с такими же, как он. Хотя нет, сказать так будет неверно. Другие осужденные никогда не приняли бы Брудоса как своего. Их не сдерживал закон, как детективов, адвокатов и прокуроров до того. Несмотря на возмущение Брудоса неподобающим обращением с ним после ареста, к нему относились с подчеркнутой вежливостью.

Но теперь он был в тюрьме.

В тюрьмах действует