Шрифт:
Закладка:
– Да. Я…
– Вы боялись вашего мужа?
– Ну он… он же очень высокий и очень, очень сильный. Конечно, он командовал в доме. У него строгие правила…
– Правила? Например…
– Мне нельзя было заходить в мастерскую Джерри в гараже. Там стояла морозилка, но он мне не разрешал подходить к ней и брать продукты. Если я что-то хотела для ужина, то должна была звонить Джерри по интеркому и говорить, чтобы он принес. Он объяснял, что у него там фотографическое оборудование, и я могу испортить фотографии, если зайду в мастерскую, не предупредив.
– Когда вы отсутствовали дома, то где находились?
– У подруг. У Бэронов.
– И что было, когда вы собирались домой?
– Я должна была звонить мужу и предупреждать, что выезжаю.
– Зачем?
– Я не знаю. Просто он сказал мне звонить. Он и сам звонил моим подругам, проверял, где я.
– Вы никогда не спрашивали, зачем он это делает?
– Однажды спросила.
– И что он ответил?
– Перевел все в шутку. Сказал, что ему надо вовремя избавляться от блондинки, которая приходит к нам в дом, пока меня нет.
Зал охнул. Это было слишком близко к правде.
– Значит, вы подумали, что он шутит?
– Да.
– Дарси, вы помните, как нашли фотографии женщин – обнаженных женщин – в мастерской мужа?
– Да. Я пришла достать из стиральной машины белье – с его разрешения – и спросила мужа, что это за снимки у него в проявочном лотке. Он сказал, фотографии не его – какой-то парень из колледжа попросил оказать ему услугу.
– Вы помните, как нашли слепок женской груди?
– Да.
– Вы спросили мужа, что это такое?
– Да. Он сказал, что делает пресс-папье.
– Вы ему поверили?
– Да. У меня не было причин ему не верить.
– А вы находили другие снимки – снимки вашего мужа в женской одежде?
– Да.
– Это вы их сделали? Вы когда-нибудь фотографировали мужа в подобном виде?
– Нет, никогда.
– Вы не знаете, была ли у него фотокамера с функцией, позволяющей снимать самого себя?
– Была. 35-миллиметровая, из Кореи.
– Вы когда-нибудь видели, как он ей пользовался?
– Однажды он сфотографировал нас всех – себя, меня, наших сына и дочь, – возле знака «Вы покидаете Калифорнию».
– Дарси, – сказал Берт, – вы получали телефонный звонок от мужа в ночь после его ареста, тридцатого мая?
– Да, он звонил мне из тюрьмы.
– Что он приказал вам сделать?
– Он хотел, чтобы я пошла в его мастерскую и уничтожила коробку с фотографиями и коробку с женской одеждой, которые там хранились.
– И вы послушались его?
– Нет, сэр. Вместо этого я позвонила мистеру Дрейку. Он сказал, что нельзя ничего уничтожать – это могут быть улики.
– И что вы сделали с этими вещами?
– Ничего. Позднее полиция приехала и забрала их.
– Вы когда-нибудь поднимались на чердак вашего дома?
– Нет, сэр.
– Почему?
– Джерри сказал, там полно мышей… и всякого такого. Я ужасно боюсь мышей.
– Дарси Брудос… если бы вы заподозрили, что в вашем доме убивают людей, что бы вы сделали?
– Я бы сразу уехала… ушла бы от него.
– Как вы теперь относитесь к вашему мужу?
– Я считаю его очень больным человеком. Я боюсь оставаться с ним… наедине.
Теперь Дарси Брудос должна была обеспечить себе подобие алиби на двадцать седьмое марта. Для обычного человека вспомнить события буднего дня, с которого прошло несколько месяцев, – задача почти невыполнимая. У бизнесменов есть рабочий календарь, но мало какая домохозяйка может им похвастаться. Как восстановить в памяти, что произошло в тот четверг? Дарси неоднократно пыталась сообразить, чем тогда занималась, и припомнила только потому, что день выдался немного неординарный. Следуя инструкциям Чарли Берта, она поведала о нем присяжным.
– Это был четверг… Я приехала к Джинни Бэрон между девятью и половиной десятого. Собиралась остаться на весь день, но часа в два позвонил Джерри и предложил прокатиться в Корваллис, повидаться с моими родителями. Я вернулась домой, и около трех мы выехали в Корваллис. Но когда мы добрались до моих родителей, Джерри просто высадил нас и сказал, что хочет повидаться с друзьями. Обещал вернуться к ужину. Но не вернулся. Я это запомнила, потому что моя мама приготовила дополнительную порцию для него, но он не приехал. Он появился около девяти часов и опять пожаловался на мигрень.
Если Дарси Брудос говорила правду насчет последнего дня жизни Карен Спринкер, выходило, что Джерри Брудос позаботился о том, чтобы его семьи не было дома, пока он будет осквернять труп своей жертвы. И лишь позже, после полуночи, он погрузил тело Карен в свой универсал и отвез на реку Лонг-Том, где избавился от него.
На перекрестном допросе окружной прокурор Гортмейкер начал расспрашивать подсудимую о камерах, которыми владела их семья. Камер было несколько – кино- и фотографических. Механизма отложенного спуска у Брудоса в мастерской не нашли, и Гортмейкер предположил, что Дарси – а не Джерри – сделала жуткий снимок трупа Карен, на который попало лицо Брудоса.
Дарси понятия не имела, как действует механизм отложенного спуска. Но она настаивала на том, что не делала тех кошмарных фотографий.
Гортмейкер достал несколько глянцевых снимков разных женских туфель, включая черные лаковые лодочки.
– Миссис Брудос, вы узнаете эти туфли? Они ваши?
– Нет.
Допрос был окончен – пока что. Дарси Брудос вернулась на свое место за столом защиты.
Чарли Берт вызвал ее родителей. Они подтвердили, что в тот четверг Джерри Брудос – вроде бы – привозил свою семью в Корваллис. Но поклясться не могли.
Следующим свидетелем защиты выступал Гарри Нордстрем – мужчина, знавший Эдну Бичем семнадцать лет.
– Мистер Нордстрем, – спросил Берт, – случалось ли вам слышать разговоры между миссис Бичем и ее сестрой насчет того, что миссис Бичем видела из окон столовой сестры?
– Да, сэр. Два раза.
– И что говорила миссис Бичем?
– Она пыталась убедить сестру, что видела, как Джерри Брудос затаскивал отбивающуюся девушку в свой дом – в дом Брудосов.
– Как, по ее словам, это происходило?
– Ну, один раз она сказала, что Джерри тащил девушку, а в другой раз – что он вел ее за собой.
– Тащил?
– Да.
– Но в следующий раз она говорила уже по-другому? Что он ее вел?
– Да, сэр.
– Мистер Нордстрем, основываясь на вашем знакомстве с миссис Бичем – в течение семнадцати лет, – как вы считаете, стоит ли верить ее словам? Она говорит правду?
Нордстрем сделал паузу, а потом мягко ответил:
– Она говорит правду…
