я.

Петр Иванович слегка покраснел и пожал плечами:

— Такая работа. Мне за это платят.

— Вас недооценивают. — Я ободряюще похлопала толстячка по плечу.

— Еще как, — согласился он и нажал на кнопку звонка у нужной нам квартиры.

Ольга Михайловна открыла сразу, как только мы позвонили в дверь, словно стояла прямо за ней, глядя в глазок. Так, скорее всего, и было. Я не хотела тратить время на споры и привычные жалобы бывшей следовательницы, поэтому решила с порога взять ситуацию под контроль.

— Здравствуйте, Ольга Михайловна, можно нам войти? Есть вопросы по нашему делу. Мне кажется, вы как профессионал очень мне поможете, — выпалила я, не давая женщине опомниться. Она хотела что-то сказать, но запнулась, смущенная моим приветственным натиском. Отлично, инициативу я перехватила. Воспользовавшись замешательством хозяйки, я слегка толкнула дверь и проскользнула внутрь. Ольге Михайловне ничего не оставалось, кроме как посторониться. Она нахмурилась, но вид участкового ее, похоже, успокоил.

Петр Иванович тоже был слегка удивлен моим штурмом, но без слов последовал за мной.

В прихожей пахло чем-то приторно-сладким, словно где-то за высоким старинным гардеробом перевернулся грузовик с ванильным сахаром. Из-за плотной гардины, занавесом прикрывавшей вход в кухню, выглядывали ножки близко стоящего комода. Мельком оглядев квартиру, я заметила, что мебель в ней расставлена словно на складе — без всякой заботы об удобстве.

— Где у вас тут посветлее? — спросила я, доставая пачку фотографий.

— В чем дело? — наконец подала голос старушка. Она нацепила на нос очки, висевшие на цепочке, и щелкнула выключателем. Прихожая озарилась ярким светом.

— Тут у меня посветлее. Не надо никуда идти дальше.

Я протянула ей фото.

— Посмотрите, пожалуйста, нет ли на этих фотографиях знакомых вам людей?

Старушка молча взяла пачку у меня из рук и начала рассматривать.

— Вот, — наконец показала она, — эту мадам я тут видела. Один раз.

На фото была изображена Регина. Петр Иванович тоже взял фото, чтобы рассмотреть.

— Никогда не видел эту женщину здесь. Кто это?

— Это Регина Южная, — объяснила я, — главная подозреваемая в деле об убийстве Полины Усольцевой.

— Убийстве? — удивился участковый. — Это же было самоубийство.

— Я так и знала! — прошептала Ольга Михайловна. — Бедная девочка! Мне эта вертихвостка, — старушка постучала пальцем по фото, — сразу показалась подозрительной.

— Когда вы видели ее? — спросила я.

Старушка опустилась на мягкий стул, стоящий под овальным зеркалом в витой раме.

— Это было аккурат в тот день, когда с Полиной приключилось несчастье, — сказала она. — Эта женщина заявилась сюда утром. Я видела, как она вошла в дом, а потом Полина вышла. А эта женщина нет.

— Вы догадались, что она приходила к Полине?

— Я не догадалась, а сделала вывод, — строго сказала Ольга Михайловна. — После того как она вошла в дом, по потолку у меня заходили две пары ног. Одна была на каблуках. На вертихвостке были вот такие шпильки. — Старушка показала на пальцах. — А когда Полина вышла, каблуки продолжали стучать. Она там ходила и открывала какие-то ящики.

— Вы сказали кому-то об этом? — спросила я.

— Сказала! — ответила старушка. — Но на это не обратили внимания. А я сразу поняла, что дело нечисто. Такая жизнерадостная девушка, и вдруг прыгает с моста! Кто бы в это поверил!

Ольга Михайловна продолжала перебирать фотографии и наконец вернула мне пачку.

— Больше никого не знаю. А об этой девице я все уже рассказала. Еще тогда, месяц назад, — повторила она.

— Кому, Ольга Михайловна? — закатив глаза, спросил Петр Иванович. Все это время он стоял со скучающим видом у стены, давая мне понять, что мы зря теряем время.

— Тебе, Чехов, — вместо старушки ответила я, — она рассказала об этом тебе.

* * *

Секунду Петр Иванович стоял не двигаясь, ошеломленно уставившись на меня. Видеть его испуганное лицо, на котором постепенно проступали эмоции: страх, гнев, обида — было удовольствием. Я наслаждалась этим спектаклем с легкой полуулыбкой. Мне было грустно и весело одновременно.

Ольга Михайловна хранила молчание. Она была молодцом — выполнила роль от начала и до конца, как мы и условились этим утром.

По бегающим глазам участкового я поняла, что он пытается придумать, как быть дальше. Нужно было обезопасить себя и свидетельницу. Я приоткрыла полу своего пальто-дождевика и показала пистолет.

— Не глупи, Петр Иванович. Лучше сядь.

— Ты угрожаешь мне при исполнении, — глухо сказал тот, сглатывая слюну.

— Я не угрожаю. Я не хочу, чтобы ты натворил дел. У меня лицензия, и, если что-то будет угрожать моей жизни или жизни свидетельницы, я имею право пустить оружие в ход. Но ты же благоразумен, Петр Иванович? Поэтому ты просто сядешь на стул, и мы поговорим.

Ольга Михайловна вынесла из кухни еще один стул и удалилась, оставив меня один на один с преступником.

— Я не… — Участковый покраснел — на этот раз от злости. Он понял безвыходность своего положения. Дергая ноздрями и шумно выдыхая воздух, Петр Иванович не двинулся с места.

— Сядь, — повторила я. — Разговор у нас будет долгий.

Участковый наконец сел, окатив меня презрительным взглядом. Его добродушное лицо очень изменилось. Теперь на меня глядел разъяренный, затравленный зверь.

— Я не буду просить тебя признаться, — начала я, — об этом ты будешь беседовать не здесь и не со мной. Я просто расскажу тебе, как дело было. Если сочтешь нужным, можешь согласиться или опровергнуть — решать тебе. Но сразу предупрежу — отвертеться не удастся. Поэтому не трать фантазию понапрасну.

Участковый промолчал. Он все еще был красным, как болгарский перец, и раздувал ноздри, как бык. Я застала Петра Ивановича врасплох, и он не успел продумать линию поведения.

— Не знаю, в какой момент тебя подкупили. Возможно, ты и впрямь верил в благородство своей профессии и долго работал честно. Но в конце концов, погружаясь в сложные будни участкового, ты проникался мыслью, что это не просто важное для общества дело, но еще и очень неблагодарное. Когда мы познакомились, ты при каждой нашей встрече давал понять, что тебя недооценивают, мало платят и много требуют. Даже сегодня, — усмехнулась я. При этих словах участковый дернул щекой. Он слушал, не глядя на меня, скрестив руки на обширной груди и уставившись невидящим взглядом мне в колени.

— Обиженный, смешной, уставший от надоедливых жильцов и их глупых жалоб, ты в конце концов решил, что иногда ради выгоды можно и поступиться своей честностью. Тут вовремя и подвернулась Регина. Так?

Петр Иванович не ответил.

— Возможно, она была не первой, — продолжила я. — В Вознесенском РОВД давно творится неладное: сотрудники прикрывают преступников и даже сами совершают должностные преступления. Рано или поздно