— Мы уезжаем, — заявил он, глядя поверх моей макушки куда-то в окно, словно место, куда мы должны были отправиться, было отсюда хорошо видно.

Лешка ничего не ответил, только кивнул.

— Идите собирайте вещи. Хорошо собирайте, ничего ценного не забудьте. Но и не кладите лишнего.

Я улыбнулась краешком губ, удовлетворенная тем, как повернулось дело. Наконец я увижу что-то еще, кроме этой проклятой деревни, каждый уголок которой мне осточертел. Мне было плевать, почему убегал отец. Потому ли, что после случившегося с матерью не мог продолжать жить в этом доме, или потому, что подозревал, что друг его был прав и спасал меня от преследования. Я не боялась попасть в тюрьму — детский возраст ограждал мое сознание от такого варианта, хотя и понимала, что, будь на руках у следователя доказательства, мое путешествие было бы совсем другим. Но доказательств не было! Я умудрилась нигде не наследить.

Пункт назначения меня поначалу разочаровал. Мы переехали в еще более глухое место, чем то, в котором я провела свое детство. Вокруг было два-три жилых строения, да и те отстояли от нас на сотни метров. Наше новое жилище оказалось большим домом с огромной территорией, утыканной грядками и стройными, геометрически правильными рядами картофельных кустов. Люди, которые съезжали отсюда, прожили с нами еще неделю. Это была семья из трех человек, жалких, добродушных и полноватых. Они понравились Лешке и отцу настолько, что мы еще долго обменивались открытками и звонками с этими пузанами, которые отправились за лучшей жизнью за границу. Я недоумевала, почему эта светлая мысль посетила их, а не отца. Мать семейства все эти три дня водила меня по саду-огороду и рассказывала, что и как в нем надо выращивать. Я равнодушно кивала, представляя, как вырву с корнем всю эту петрушку-морковку, когда они сядут в такси.

— Мы начнем тут новую жизнь, — сказал отец, когда толстяки, обливаясь слезами, наконец уехали.

Я скептически отнеслась к этому тосту, но в скором времени убедилась, что многое и в самом деле изменилось. Отец открыл свою шиномонтажную мастерскую, занимался ею круглыми сутками, а нам велел только хорошо учиться, чтобы получить нормальное образование. Город, куда он устроил нас в школу, был большим. По сравнению с тем селом, где мы учились раньше и куда ездили за покупками, Тарасов казался мегаполисом. Мы с братом обзавелись новыми друзьями, ходили по кафе и торговым центрам. Жизнь стала вертеться намного быстрее, и наконец стала яркой, как цветное кино. И даже то, что каждый день мы возвращались в наш уединенный уголок в заброшенной деревне, меня не тревожило. Наоборот — дом казался убежищем, в котором можно было укрыться от чужих глаз.

Я воспрянула духом.

* * *

— Ты как? — раздался хриплый шепчущий голос над моим ухом.

Я открыла глаза. Полумрак, заливавший купе, свидетельствовал о том, что за окном только-только занимался новый день.

— Сколько времени? — вместо ответа спросила я.

— Почти семь, — ответил Морошин. Он выглядел уставшим. Судя по тому, что следователь устроился у окна со стаканом чая, он либо давно встал, либо даже не ложился. Я бы не удивилась — то, что мы пережили и услышали накануне, кого угодно лишило бы сна. Я и сама долго ворочалась на своей полке, прежде чем впала в спасительное забытье.

— Зачем ты меня разбудил?

— Ты говорила во сне. Я решил, что тебе снится кошмар.

— Не помню.

Я приподнялась на локте и осмотрелась. Мимо нашего окна с грохотом пронесся встречный грузовой состав.

— Что я говорила?

— Что хочешь проснуться.

Так оно и было. Вчерашний день вымотал меня до предела, и, когда я заснула, он еще раз пронесся перед моим внутренним взором в виде сумбурного, психоделического сновидения, в котором не было ничего светлого.

Регину еще вчера забрала полиция, но ее рассказ, поведанный нам в машине по дороге к уваровскому РОВД, все не шел у меня из головы. Эта женщина была лишена каких-либо чувств, словно при рождении ей их просто не выдали. Я была наслышана о такого рода патологиях, но каждый раз, сталкиваясь с чем-то подобным, испытывала настоящий шок. Ощущение несовершенства мира наваливалось на меня тяжелым медведем, и я впадала в тревогу и депрессию. Куда проще с обычными преступниками, у которых имелся хотя бы внятный мотив. Но существование людей, подобных Регине, которые просто хотели убивать и могли это делать так просто, нагоняло на меня тоску и страх.

Морошин же внешне выглядел спокойным, словно вся эта история для него не являлась чем-то удивительным. Он сидел напротив и помешивал ложечкой чай в граненом стакане. Я даже смотреть не могла на то, как спокойно, после всего случившегося, он пьет чай из такого же стакана, как и тот, что сутки назад Регина передала нам с ядом.

Я отвернулась и стала глядеть в окно, где проносились освещенные фонарями полустанки и черной стеной мелькали хвойные леса.

— Я думал, у тебя нервы покрепче, — заметил следователь.

— Некоторые вещи просто не укладываются в голове, даже если ты с ними сталкиваешься не раз.

— Согласен. Но я привык к тому, что мир неидеален. Меня такое больше не шокирует.

— Тебя спасают твои правила, — улыбнулась я. — Мир легче принимать, когда все систематизировано на уровне ДНК.

— Ты меня упрощаешь, — обиделся Морошин, и, помолчав, добавил: — Я жалею только о том, что мы не смогли дослушать эту захватывающую историю.

Это была правда. Регина прервала свой рассказ, когда мы подъехали к обшарпанному зданию местного полицейского отделения. Основные моменты в ее истории были понятны, но у нас с Морошиным оставались вопросы. В частности, о том, что случилось с отцом Регины и как они с подельниками организовали убийство Полины Усольцевой.

— Меня смущает ее признание, — сказал Морошин. — С чего бы ей признаваться?

— Она призналась в простой беседе не под запись, — возразила я. — Вот увидишь — сейчас на допросах начнет заливать, что мы выбили у нее это признание силой, или вообще уйдет в несознанку.

— Гражданка Южная сядет в любом случае — покушение на жизнь, да еще и при свидетелях.

— Да еще и два раза — не забывай про яд в кофе, который она подсыпала нам в поезде.

Морошин кивнул, скрестив руки на груди:

— Да. Пока ты спала, мне отзвонился твой Кирьянов — стакан из-под этого пойла у проводницы изъяли. Чудо, что она приняла все твои инструкции всерьез. Наверное, ее тоже насторожило то, что кофе для нас среди ночи заказала какая-то незнакомая барышня. Сейчас улика