Шрифт:
Закладка:
- Да.
- Судя по всему, тебе разговор не понравился, - констатировал он. - Я разберусь.
Он считал этот вопрос закрытым, но она - нет.
- Подожди, Илья.
- Что?
- Она… говорила о твоем здоровье.
- Ясно, - мужчина потемнел лицом. - Отдыхай. Я разберусь с этим, Аня.
***
Порой Илья поражался, как Василий мог жениться на этой суке. Хотя Тамара могла маскироваться и даже казаться приветливой и гостеприимной, да и красивая была в молодости, яркая. Этим и привлекла друга.
И еще Илья удивлялся, как у такой матери, как Тамара, могла родиться Анна. Они же как небо и земля. Впрочем, по характеру Аня - отцова дочь, не взяла от матери ничего.
Позже, когда Аня успокоилась, он вышел в холл отдельного блока, закрыл за собой дверь и позвонил Тамаре.
Та ответила сразу, как будто ждала. И сразу с ехидцей бросила:
- Что, нажаловалась уже?
- Зачем было звонить Анне? - спросил он.
- Я мать! Имею право звонить, когда захочу!
- Что ты ей наговорила?
- Что, заело, Илюша? - И расхохоталась: - Ха-ха-ха! Всего лишь то, что ты импотент.
Мужчина прищурился и усмехнулся:
- Ты потому все время ко мне лезла? И тогда, и сейчас. Хотела попробовать?
- Заткнись, педофил проклятый! Ненавижу тебя! Чтоб подавился! Ненавижу, гад! Чтоб ты сдох!
- Больше не звони Анне, - сказал он спокойно, словно не слышал ее проклятий. - Иначе тебе с мужем придется бомжевать. Посмотрим тогда, как долго он с тобой останется.
- Тыыы!!
- И в наши с Анной отношения никогда не лезь. Я не буду повторять, - проговорил он и оборвал контакт.
А потом замер у окна, заложив руки в карманы и глядя в пространство.
Его отношения с Анной никого не касаются.
Медленно выдохнул и закрыл глаза.
Наверное, у него всегда к ней будет больше отцовского, это неистребимо, потому что она дочь Василия. Илья помнил ее маленькой девочкой, Аня ведь выросла у него на глазах.
Да, он никогда не выпускал ее из виду, наблюдал за ней издали. А как выдался удобный случай, взял к себе на работу. И может быть, так и любовался бы на нее, как на икону, дальше. Если бы не ее беременность. Это решило все.
Ему нужен был этот ребенок! Он видел в нем надежду, проблеск счастья, возможность иметь сына хоть так, если по-другому бог не дал.
Сейчас Анна - его жена.
И да, он ее не касался. При мысли, что она будет с ним из чувства благодарности или из жалости, все переворачивалось внутри. Для этого Муратов был слишком ревнивым собственником. Он не хотел от любимой женщины суррогата или подачки.
Только настоящее.
И потому готов был ждать сколько угодно, пока она сама не захочет, не потянется к нему. Вот только времени в его распоряжении не так уж много, неизвестно, сколько бог отмерит. И не все можно предугадать.
С остальным он мог разобраться.
Мужчина приложил ладонь к стеклу, еще некоторое время смотрел в темноту, потом вернулся к жене и ребенку.
***
Кажется, так просто - просчитать все на годы вперед, будущее видится так четко. Но невозможно построить жизнь по плану и жить, поднимаясь все выше, как по ступеням. Потому что в один непрекрасный момент, когда ты меньше всего этого ждешь, ступени могут уйти из-под ног, а путь свернуть не туда. И тогда…
Тогда твоя жизнь превратится в ничто.
В ад, который ты сам себе построил.
После того разговора с тестем Вадим больше недели ходил как отравленный. Саднило глубоко в груди, как будто там застряла заноза. И разгоралась злость, но не находила выхода, разбивалась о боль.
Синдром отнятия беспощаден. Знать, что где-то есть то, что тебе необходимо как воздух, и не приближаться, - все равно что не дышать. Сколько ни загоняй это вглубь себя, рано или поздно потребность вырвется наружу.
Это как наркоман в завязке, подсевший снова. Теперь все было только хуже. Его накрывало с головой в самые неподходящие моменты. И тогда он снова и снова проживал отдельные фрагменты своей жизни. Давился ядом воспоминаний и горечью.
Работать в таком состоянии?
Да, он работал.
Потом явился к Алишеру, сказал прямо:
- Мне нужно уехать. Несколько дней, не больше.
Тот проговорил, почти не разжимая губ:
- Ты помнишь, что я тебе говорил?
Батуров чуть не сорвался. И если бы во взгляде Алишера было пренебрежение, желание унизить, его прорвало бы точно. Но тот молчал, тяжело, задумчиво, как будто решал про себя что-то.
- Помню, - сказал Вадим мертвым голосом.
Долгую минуту Алишер Шамаев смотрел на него, наконец прикрыл глаза и устало произнес:
- Хорошо. Поезжай, я прикрою.
Потом был ночной рейс.
Вадим сначала ходил по салону, под конец сидел, закрыв глаза и сглатывая от нетерпения, кулаки подергивались. Как наркоман за дозой. Он же знал, что там его никто не ждет. На что надеялся, на какое нахрен чудо? Но иначе не мог.
***
Аню с ребенком продержали в клинике две недели, пока малыш не начал уверенно брать грудь. К моменту выписки он даже на пятьдесят граммов «подрос». Такой оказался прожорливый. Но это было хорошо. Потому что грудь у Ани налилась, стала полная, пятый размер точно.
Был день выписки. Она впервые надела не бесформенные спортивки, а элегантный костюм. И долго придирчиво рассматривала себя в зеркале. Грудь - да… Но вроде не потолстела, живот полностью ушел, и все равно надо было привыкать к себе по-новому.
Потом Илья Муратов забирал их, был кортеж, море цветов. Инка Попова суетилась, снимала все. Илья сиял от