Страх обретения былого, крайне жалкого положения переполнял разум. Хрупкую душу пронизывали бурлящие вулканы гордости. Торжество закоренило в сердце понимание:

«Если периодически буду его травить…»

Стоя на гребне волны всеобщего одобрения, я не собирался останавливаться.

При каждом смехе сверстников, пронзающим уши, ощущал жгучую радость, возвышающую меня над толпой слабаков, одним из которых на самом деле я и являлся.

Похвала падала на меня, как град розовых лепестков сакуры, и скользила по телу, оставляя сладостно-горький осадок.

Гордость, разливаясь в крови под кожей, создавала иллюзию нашего равенства, делая меня безвольным рабом их ожиданий.

Вскоре самодовольство превратилось в вопиющее торжество над слабыми.

Простите. Простите меня.

Осуждаемый сообществом собственных чувств, я вглядывался в зеркало самоосуждения, и глаза затмились от истинного понимания горбатого бытия.

Оказывается насилие над слабыми способно сближать людей.

Мерзких, гнилых и гнусных, не заслуживающих существования маргиналов. Настоящее отребье… Людей, частью которых, хоть и на короткое время, я стал.

Это длилось всего три месяца. Три месяца и наступило лето, следовательно, каникулы. Три месяца у меня было, чтобы заняться саморефлексией. Как и до этого, встав перед зеркалом, я взглянул в свои отражающиеся там глаза, в блестящем стекле разглядев отражение своей потемневшей души. Ощутил боль, нанесённую другим, и горечь, которую испытал от совершённого сам.

Не было моё желание впечатлить их чем-то, что осталось от родителей, когда я пытался угождать взрослым. Это было желание одобрения или же восхищения окружающих, присущее, наверно, большинству людей.

Когда снова началась учёба, я решил, что больше не нуждаюсь в их одобрении.

Нет, точнее будет сказать… Я решил, что не нуждаюсь в любом одобрении. Тем более в погоне за которым есть риск потерять самого себя.

Я ожидал, что они снова позовут меня поиздеваться над каким-нибудь учеником, однако этого не произошло. Можно сказать, они просто про меня забыли. В конце концов, я остался просто наблюдать за тем, как они травили других.

* * *

Слушая историю Анаэль, я не мог не задуматься о своём прошлом.

Издевательства…

Сердце разрывалось от печали, когда слушал мрачную судьбу девочки, попавшей в ловушку жизненной несправедливости. И в то же время испытывал ненависть к тем, кто совершал все эти поступки.

… Помню, как только издевательства надо мной прекратились, я порадовался, но в то же время не переставал думать о том, что мог бы помочь остальным жертвам… Но всë равно ничего не сделал. Ведь я слаб. И боялся, что они снова начнут приставать ко мне.

Сейчас я редко вспоминаю об этом, но тогда, особенно после последовавших событий, винить себя не переставал.

Слушая Анаэль, я задумчиво смотрел в пол, а когда она закончила, то поднял на неё глаза. Она сидела на собственном хвосте и всё время отводила взгляд, ожидая моей реакции. Слышно, как снаружи дождик ударяет по крыше домика и как капли становятся частью луж. Пахнет свежестью.

— Анаэль, — начал я, от чего ламия вздрогнула.

— Д-да! — резко выпрямилась она, уперев в меня взгляд.

— Ты молодец.

— … Ч-что? — растерялась змейка.

Еë взгляд начал метаться из стороны в сторону, в конце остановившись на Лин, пытаясь найти объяснение сказанному. Но Лин и сама ничего не понимает.

— Многие лю… — начал я объяснять, но тот же осëкся, — Разумные… столкнувшись с подобным, становятся злобными и не в состоянии кому-либо доверять. Ты же не озлобилась и доверилась мне. И это хорошо.

— Умм… Ладно…

Хотя от части это также может быть следствием глупость, но не суть.

— И я тебя прекрасно понимаю.

— Эмм…

— Раз уж ты рассказала о себе, думаю, пришла и моя очередь, — кивнув, — Когда я был маленьким…

Глаза лимии от удивления расширились, а сидящий в тени дух подползла чуть ближе.

— Тогда мне было… примерно лет десять…

И я продолжал рассказывать свою историю, не углубляясь в подробности. Правда, Анаэль часто спрашивала: «А дальше?» или «А потом?», пока я формулировал в голове мысли. Можно точно сказать, что узнать обо мне побольше ей было очень интересно.

И рассказал я ей всё. Даже про то, что сам в итоге стал подобен им.

— Я мог помочь им, но в итоге остался в стороне. Потом просто закончил школу и ушёл оттуда. И сейчас толком не знаю, как поживают остальные.

Лож.

— Ммм… — обдумывала всё сказанное Анаэль.

На самом деле на этом всё не закончилось. В девятый класс невысокий мальчик, травимый мной во второй половине восьмого класса, вернулся с сильно опущенными плечами, пытаясь всё время скрываться. За прошлый год он, должно быть, понял, насколько был наивен. На самом деле у него не было друзей в этом классе. Без меня его всё так же продолжали травить.

Как и двух девочек в нашем классе. Хотя делали это в основном другие девочки.

Всё началось с них.

Не знаю почему, не знаю, как это происходило и что их довело. Могу лишь предполагать.

Испытывая бурлящие ярость и гнев, подгоняющие кровавые фантазии в их беззащитные, страждущие души, затравленные девочки, видимо, наконец, доведённые до предела, решают устроить поджог дома Георгия, живущего в частном секторе. Это произошло ночью, когда все мирно спали. Вероятно, они рассчитывали убить парня, не обращая внимания на жертвы. В результате, что ожидаемо, погибли невинные люди. Однако самого Георгия вовсе не оказалось дома.

Пожар унёс жизни лишь невинных людей: двадцатилетней девушки (сестры Георгия) и его родителей с бабушкой.

Скорее всего, они винили себя за произошедшее. Прекрасно понимали свершённый ими грех и… решили искупить его собственными страданиями. А может, девочки собирались сделать это с самого начала?

Пока шло расследование, выбравшись глубокой ночью в поле, лишённое каких-либо трав и людей, они ставят палатку, залазят в неё и сами себя поджигают.

Может, не получали они поддержки со стороны близких людей, которые могли бы помочь им справиться с возникшими проблемами. Скорее всего, они были доведены до отчаяния. Вероятно, даже толком не отдавали отчёта своим действиям. Возможно, в конце пожалели о своём выборе.

Но для меня в этой истории важнее всего другое.

Их жизнь в школе была тяжела. Одноклассники никогда не пропускали случая, чтобы издеваться над ними, а их попытки как-то исправить положение приводили к ещё большей жестокости со стороны сверстников. Но двое нашли друг друга и стали близкими друзьями. Они проводили много времени вместе, беседовали, изливая души, и по возможности помогали друг другу.