Шрифт:
Закладка:
Жизнь, напомнил себе Рафел бен Натан, может иногда меняться очень быстро. Ты делаешь все, что можешь, чтобы не отстать. Или остаться на плаву. Называй это как хочешь.
Для начала он поклонился. Увидел, что Ления сделала то же самое. Она предпочитала кланяться, а не пытаться изобразить женское приветствие, низко приседая. И еще: она пришла сюда в качестве купца, совладелицы торгового судна, и это не светский визит и не визит вежливости.
Это фактически увертюра к войне.
И ни герцог, ни его город не будут от этого в восторге по многим причинам. Вместе с Риччи в комнате находился только один помощник, высокий мужчина с внимательными глазами и серьезным лицом. Бледный – возможно, он выздоравливает после болезни? Его им не представили.
Но д’Акорси кивнул ему. И заговорил сперва с ним, а не с герцогом, что, вероятно, было нарушением протокола? Не то чтобы Рафел хорошо знал протокол на таком уровне.
– С сожалением узнал о вашей утрате, синьор Черра. Мне рассказали о ней, когда мы прибыли. У меня сохранились о вас яркие воспоминания. Мы вместе пережили некоторые события несколько лет назад.
– Вы очень добры, мой господин, и в том и в другом. – Этот человек – он был еще молод, но вел себя не как юноша, говорил спокойно. – Надеюсь, слово «яркие» не имеет отрицательного значения в вашем обычном лексиконе.
Д’Акорси улыбнулся. Мужчина – по-видимому, зовущийся Черра – коротко улыбнулся в ответ.
– Нет, в обычном – нет, – ответил Фолько д’Акорси. – И в данном случае тоже.
– Я чувствую большое облегчение, – произнес советник Риччи. Он на полшага отступил от кресла герцога, словно отделяя себя и свои собственные дела от предмета сегодняшней встречи.
Риччи, тоже с легкой улыбкой, взглянул на него.
«Очень похоже на процесс купли-продажи, – сказал себе Рафел. – Более могущественные люди, больше поставлено на карту, но в остальном то же самое».
Эта мысль не успокоила его настолько, насколько, возможно, должна была. Он напомнил себе, что, вероятно, ему не придется брать на себя никаких обязательств, может, даже не придется ничего говорить.
– Я могу спросить у ваших спутников, д’Акорси, зачем они здесь? – осведомился герцог Риччи.
Вот тебе и «не придется говорить». Рафел бен Натан вздохнул и посмеялся над собой, хоть и не позволил другим увидеть этого. Впрочем, Риччи должен уметь видеть то, что от него скрывают, иначе он бы не занимал свой пост.
Он уже собирался ответить, но Ления заговорила первой. Да, она была женщиной, но еще и джадиткой, а он оставался самим собой, киндатом, о чем свидетельствовала его белая с голубым шапочка.
– Мы купцы, господин герцог, – тихо сказала она. – Как вам должны были доложить. Мы надеемся заключить здесь некоторые сделки. Но господин д’Акорси так добр, что считает, будто мы помогли ему кое в чем в Соренике, и именно поэтому… мы здесь вместе с ним.
Кое в чем. В убийстве Зияра ибн Тихона и доставке его трупа Верховному патриарху.
– Все именно так, мой господин, – прибавил Рафел, когда она замолчала и посмотрела на него. – Мы будем рады оказать то содействие, какое сможем.
– Благодарю вас, конечно, – сказал временный герцог Серессы. Он казался озадаченным. – Но какого содействия, по вашему мнению, мы можем потребовать от вас?
Поведение Риччи не было враждебным, просто осторожным. Он, заключил Рафел, обстоятельно все выясняет, сидя перед ними за столом, с очками для чтения в руке и с открытой записной книжкой. Человек такого сорта.
Теперь он встал из-за стола, покинул место своей власти и, аккуратно ступая, обошел его. Комната была большой. У окна, выходящего на канал, – стулья с низкими спинками. Ставни открыты. Дует легкий бриз, пахнущий солью. В комнате светло. Утренний свет. Герцог жестом пригласил гостей к окну. Они прошли туда и сели, д’Акорси – первым. Молодой советник остался возле письменного стола, наблюдая и слушая. Это и в самом деле танец.
И сейчас моя очередь танцевать, подумал Рафел. И выбирать музыку для начала.
– Прежде чем я отвечу, – произнес он, – позвольте сказать, герцог Риччи, что я очень успешно вел дела с вашим отцом и горевал, узнав о его безвременной кончине.
Что ж, музыка выбрана. Он увидел, что его слова удивили Риччи. Как он и ожидал. Даже людей, искусно скрывающих свою реакцию, можно застать врасплох. Во время подобных встреч это полезно.
– Откуда вы знали моего отца? – спросил герцог, нахмурив брови.
– Я не раз помогал ему приобрести в Эсперанье большие партии квасцов, когда купцов из Серессы не слишком там приветствовали.
– А купцов-киндатов приветствовали?
Рафел покачал головой:
– Не при моей жизни, господин. Я торговал под другим именем. Как джадит. Много киндатов и ашаритов сменили веру под давлением, как вам известно.
– А некоторые только сделали вид?
– Именно так. Давление – это предлог, признанный и вашими священниками; он позволяет перейти в другую религию, но сохранить свои собственные верования.
– Вы правы, конечно, – ответил Риччи. – Итак, вы торговали с моим отцом? Он платил вам за доставку квасцов?
Рафел кивнул:
– Как я и сказал, господин. Он также позволил мне тайно вывезти много мужчин и женщин моей веры из Эспераньи на этих кораблях, что входило в нашу сделку. Он был добрым человеком, по моему скромному мнению. Его убийство очень меня опечалило.
– Вы привозили этих людей, ваших друзей, сюда?
– Не друзей. Но людей моей веры, да. Привозил, господин. Многие остались здесь, в вашем квартале киндатов. Некоторые теперь переселились дальше. Людей в Эсперанье сжигали, господин герцог.
– Как вас звали там? Во время этих поездок?
– Это неважно, мой господин.
Фолько д’Акорси хранил молчание, ждал.
– Но могу я все-таки спросить? Возможно, отец называл мне ваше имя.
Это совсем не походило на требование, а напоминало больше мольбу. Отцы и сыновья. Мертвые отцы и живые сыновья. Отца герцога Риччи убили его конкуренты на мосту в этом городе.
Рафел кивнул:
– В то время меня знали под именем Рамона Комареса.
Герцог Серессы Риччи откинулся на спинку стула и улыбнулся.
– Тогда я действительно знаю о вас, и все именно так, как вы мне рассказали. Отец рекомендовал мне вас под этим именем как человека, которому можно доверять.
Рафел заморгал. Его очередь удивляться.
– Я тронут, мой господин. Это большая честь. О киндатах нечасто так отзываются, особенно об имеющих корабли купцах-киндатах, которым иногда приходится быть корсарами.
Он чувствовал, что Ления смотрит на него.