Браун продолжал заходиться в бесполезном лае. Этот тупой человекообразный разве не знает, скольким собакам, попавшим в это жуткое место, дают зеленый сон?

Гай открыл входную дверь, и из-за стойки выплыла женщина в тунике цвета хаки, обтягивающей широкую, как у авианосца, корму. Она подняла бровь и слегка наклонилась – хотя Браун видел, что она намеренно держит лицо на таком расстоянии, чтобы он не дотянулся даже в самом отчаянном броске.

Она изобразила улыбку, холодную, как вся эта богадельня, и сказала:

– Так-так. Снова ты. С возвращением.

Они обедали у Медичи и ловили на себе взгляды. Как всегда. И хотя обе старательно игнорировали эти взгляды, трудно было отрицать, что девушки хоть отчасти, но намеренно выбрали столик прямо перед огромным венецианским окном ресторана. Оно их прекрасно обрамляло.

Шарлотта Джунипер, советник сенатора от зеленых Дейва Грегсона по вопросам связей с общественностью, была в оливково-зеленом платье и на высоченных каблуках. Ее рыжие локоны плащом спадали на плечи, и несмотря на то что вокруг горла был повязан легкий льняной шарфик, между ним и глубоким вырезом платья на всеобщее обозрение было выставлено более чем достаточно.

Напротив сидела ее подруга Лаура Митчелл – Козерог, выпускница юридического и стремительно набирающая известность модель, дисциплинированно поддерживающая индекс массы тела на отметке двадцать, знаток импортных сыров и специалист по дарению щедрых и поразительно уместных подарков на день рождения. Трудно было пропустить словосочетание «вороново крыло», говоря о темных сияющих волосах Лауры. Они лежали свободно и ровно, как шелковое покрывало. И хотя черное платье, надетое ею сегодня, тоже было свободным, под ним все равно каким-то образом угадывалась небольшая крепкая грудь и узкие, но красивой формы бедра. На ней были черные мокасины на плоской подошве, и в них ее голые загорелые, несмотря на август, ноги казались еще длиннее. Бедный официант не знал, куда ему смотреть.

– Какие сыры вам положить на сырную тарелку? – спросил он.

– Определенно, Фромаже д’Аффинуа, – сказала Лаура.

– И Лестер, – добавила Шарлотта.

Иногда Лаура и Шарлотта мечтали о том, что откроют сырную лавку. Они займутся этим, решили девушки, когда Лаура уйдет из модельного бизнеса, став миллионершей, а Шарлотта спасет мир.

Дружба Шарлотты и Лауры была необычной, потому что она выходила за рамки политики, вкуса и даже привычных стандартов совместимости. У этих двоих на самом деле было совсем немного общего: им нравилось быть красивыми, они любили хорошую одежду и хороший сыр, а в прошлом у обеих было по два экс-отчима, сейчас – по третьему.

В случае Шарлотты избыток отчимов стал следствием полного погружения ее матери в не признающую собственничества этику хиппи. В случае Лауры он брал начало во всем известной точке зрения ее матери, что первый муж – для генов, второй – для денег, а третий – для еще бо́льших денег. Четвертый муж матери Лауры, ее третий отчим, был, по собственным словам матери, лишним, но приятным в общении, имел связи и чудесную яхту.

Шарлотта и Лаура впервые встретились на втором курсе, к которому Шарлотта уже стала президентом студсовета, а Лауру выбрали представлять университет – в шапочке и мантии – в национальной рекламной кампании. Но особой дружбы между ними не было до одного вечера, на четвертом курсе, когда университетский бал совпал с распределением на практику для них обеих.

Шарлотта подала резюме и была приглашена в политический отдел экологического фонда «Наследие Буша». А Лаура, в свою очередь, была в восторге от того, что получила место в юридическом отделе «Би-Эйч-Пи»[64]. На балл Шарлотта пришла в белом шелковом платье чонсам, облегающем, с разрезом на бедре; Лаура надела черное платье без лямок с пышной парчовой юбкой. Они прекрасно дополняли друг друга, стоя рядом в фойе одного из лучших отелей города.

– Никак не могу запомнить, – пожаловался им пьяный однокурсник, – кто из вас попал в фонд Буша, а кто – в «Би-Эйч-Пи»?

– Разве не очевидно? – спросила Шарлотта. Она указала сначала на свое платье, потом на наряд Лауры. – Видишь? Хорошие ребята и… плохие ребята.

– Да, зато на черном не видно пятен, – заявила Лаура перед тем, как выплеснуть полный бокал каберне совиньон на платье Шарлотты.

Шарлотта, облитая с ног до головы, пребывала в ступоре, пока в Лауре не проснулось раскаяние. Она отвела Шарлотту в дамскую комнату отеля, как могла, промокнула ее платье, заплатила за такси, доставившее их в ее квартиру, и одолжила Шарлотте другой (черный) наряд. Через пару недель она купила Шарлотте новый, очень дорогой чонсам глубокого зеленого цвета, который, по мнению Лауры, больше подходил к рыжим волосам, чем белый. С тех пор они стали подругами.

– Ну, – спросила Лаура, отрезая кусочек д’Аффинуа, – как там твой потрясающий сенатор?

Шарлотта отхлебнула вина и расплылась в довольной кошачьей улыбке.

– Я переезжаю к нему.

– Замечательные новости, Лотти, – обрадовалась Лаура. – А как насчет остальных коллег? Они все в курсе?

– Думаю, это можно назвать всеобщим секретом, – рассмеялась Шарлотта.

– А как насчет его склонности к походам на сторону? Как ты собираешься удержать его на правильном пути?

– У меня свои способы, – сказала Шарлотта, накалывая кусочек Лестера. – А как у тебя? Как Ник?

Лаура выдержала эффектную паузу.

– Мы собираемся пожениться, – объявила она.

Когда Шарлотта завизжала от радости, полресторана обернулось посмотреть на нее.

– Не по-настоящему, – добавила Лаура. – И все равно только в следующем году.

– Ты о чем?

– Ты слышала про рекламную кампанию «Шанса»?

Лаура снималась в роликах «Шанса» уже несколько лет, и рекламная кампания теперь строилась в виде рассказа о том, как девочка «Шанса» взрослеет и проходит разные стадии жизни.

– Итак, – продолжила Лаура, – похоже, этой весной девчонка «Шанса» встретит парня. Будет гулять с ним по виноградникам и все такое. А следующей весной… та-да! Свадебные колокола! Через год пара будет гулять по виноградникам уже с младенцем на руках. Затем младенец подрастет до симпатичного темноволосого карапуза… ну, в общем, ты поняла. Представить себе не можешь, сколько они готовы заплатить нам за пятилетний контракт.

– Вау. Но Ник терпеть не может модельный бизнес, – напомнила Шарлотта.

– Он говорит, что терпеть его не может, а сам никогда по-настоящему не пробовал. Я всегда говорила ему, что быть моделью – это все равно что быть актером, только с зарплатой. И без всех этих слов. Я думаю, он бегом побежит, когда услышит, сколько они предлагают. Людям в «Шансе» и в агентстве понравилась его внешность. Они согласились, что мы идеально смотримся вместе. А Ник… Думаю, он начинает осознавать, что актерством на хлеб с маслом не заработать.