Толкнув дверь, я быстро шарю по стене в поисках выключателя.

—Чувствуешь, еще деревом немного пахнет? Это паркетная доска…

Понятия не имею, для чего я продолжаю нести всю эту незначительную чушь. Мы уже внутри, все, хватит.

Вместо ответа Адиль ловит меня за талию и, развернув к себе, сдирает с моих плеч пуховик. Я впиваюсь в него губами, параллельно предпринимая попытку его раздеть. Но мои руки слишком торопливые, слишком неловкие, и в итоге Адиль скидывает куртку сам.

Задохнувшись от нового всплеска возбуждения, я прижимаюсь к нему всем телом: губами, грудью, бедрами. Дверь закрыта, в квартире никого нет, я — его космос. Больше нет ни единой причины, чтобы сдерживаться.

—Подожди…— смущенно бормочу я, когда обе его ладони ныряют под резинку моих пижамных штанов, миновав белье.— Я еще душ не принимала.

—Похуй.

Я конечно ничего не решаю. Пальцы Адиля во мне: исследуют, расширяют, двигаются.

Неужели так бывает, что спустя столько времени я помню, как это — не стесняться его. И даже мат не раздражает, а наоборот кажется уместным, и что уж скрывать — брутально-сексуальным. Сложно представить Диму, матерящимся во время секса. Я бы скорее испытала удивление и недоумение.

—Спальня там,— я неопределенно машу себе за голову и, захлебнувшись в новом поцелуе, торопливо нащупываю молнию на джинсах Адиля.

Плевать на самом деле на спальню. Сейчас мне не нужен комфорт и мягкие простыни. Правильнее будет заняться сексом именно здесь. Этот ужасный день вылился в то, чего я совершенно не ожидала… Так и пусть и дальше все происходит спонтанно и без условностей. Не хочу ничего портить.

Но Адиль все правильно понимает и, будто не услышав моего предложения, дергает мои штаны вниз. Сейчас я даже готова похвалить себя за такую неряшливость… Пижама — это не юбка конечно, которую можно легко задрать, но, по крайней мере, не тугие джинсы.

Наш поцелуй, начавшийся в момента, как дверь захлопнулась, впервые разрывается: это Адиль, с шумом вздохнув, запрокидывает голову. Причиной этому — моя рука, высвободившая его член, и теперь беспрепятственно его трогающая. Адиль всегда был довольно сдержан в проявлении ответной реакции на ласки, но сейчас даже он немного потерял контроль. Дергает ртом и жмурит глаза. В моей ладони столько смазки, что она без труда скользит.

Но лидерствовать мне он позволяет недолго — никогда не позволял,— и рывком развернув к стене, прижимается ко мне сзади. Его джинсы с шорохом падают на пол, к моим штанам, влажный напряженный член касается ягодиц.

В ожидании нашего слияния я зажмуриваюсь. Поза меня не смущает. В моей прихожей, где из мебели есть только шкаф-купе, другую сложно представить.

—Скажи еще раз,— шепотом прошу я, когда дыхание Адиля оказывается совсем рядом.

—Что сказать?

—Что я космос.

Его проникновение настойчивое, глубокое, жадное. До мокрых ресниц, до вскрика, до дрогнувших коленей.

—Скажи!— хрипло требую я, впившись ногтями в его руку, сжимающую мою талию.

—Сказал же…— отвечает он, разворачивая меня за подбородок, чтобы коснуться губ.— Ты самый настоящий космос.

Это вообще нормально — заниматься сексом у стены и при этом улыбаться как дура? Громко вскрикивать, кривя лицо в приступе наслаждения, царапать ногтями стену и улыбаться снова? Просто сейчас мне так хорошо… Будто я нашла одно единственное ненормальное место в этом скучном нормальном мире.

И как же мне всего этого не хватало. Его молчания, в котором есть больше смысла, чем в чьей-то бесперебойной болтовне, его прикосновений на грани грубости, его несдержанного дыхания и этих толчков, как забирающих так и отдающих.

И мы должны обязательно продолжить в спальне: я хочу видеть его тело. Изучить каждую его татуировку, потрогать каждый сантиметр его кожи — руками и ртом. А потом лежать в обнимку, разговаривать или молчать — неважно. Прошлое негаданно ворвалось в мою жизнь, и жить в нем мне хочется гораздо больше, чем в настоящем.