Шрифт:
Закладка:
– Абсолютно никаких, – зло бросил Стас. – Просто поговорили немного. По-родственному.
С этими словами он двинулся прочь. Когда Катя и Александр остались одни, Шторм тихо проговорил:
– Ты знаешь, между нами определённо что-то происходит. – Он смотрел на высокое здание университета, о чём-то размышляя. – Я пока ещё не понял, хорошее или плохое, но мы обязаны это обсудить.
– Между нами всегда что-то происходило, – также задумчиво-спокойно отозвалась Соколовская.
– Ты права. Но в одном Стас не ошибся. – Александр повернулся к ней, внимательно изучая точёный профиль. – Мы на самом деле повязаны друг с другом кровью.
Секунда – и их взгляды встретились. Катя смотрела в его лицо, пытаясь увидеть там подвох, скрытую иронию или сарказм, но оно было совершенно серьёзным.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне, как это произошло. – Заметив, что она хочет возразить, Александр продолжил: – Ты можешь возмущаться сколько угодно, но я не отстану, пока ты этого не сделаешь. Если понадобится, буду ночевать под твоей дверью. Мне больше не у кого спрашивать, понимаешь? К тому же… – На губах появилось нечто, похожее на улыбку. – … когда люди ненавидят друг друга, они редко целуются.
Катя покраснела. Пальцы инстинктивно коснулись губ, пока глаза искали, за что бы зацепиться взглядом.
– Позволь мне доказать, что я изменился, – умоляюще проговорил Александр. – Дай шанс. Ты же и так это видишь.
Катя молчала.
– Я не прошу называть меня другом, не прошу мило улыбаться, просто помоги разобраться во всём, хорошо?
Она по-прежнему продолжала хранить молчание, хотя уже давно знала ответ.
– Я ни черта не помню, и от этого чувствую себя ещё большим шизофреником. Я устал пытаться быть тем, кем не являюсь. Хочу, чтобы ты узнала, какой я есть на самом деле, но как только между нами налаживаются более или менее нормальные, человеческие отношения, обязательно что-то мешает: настоящее, прошлое, этот чёртов Стас. – По-прежнему задумчивый, Александр протянул ей руку. – Ты готова, наконец, снять маски и стать самой собой?
Катя колебалась. Неважно, какое чувство доминировало: жалость, привязанность, забота, дружба или, упаси Боже, нечто большее – в одном Шторм был прав: им нужно поговорить. Она робко подняла руку, и спустя мгновение ладонь оказалась в его руке.
– Но это только в рамках сотрудничества, – тут же произнесла она. – Как только…
– Я согласен, – не дав ей закончить, широко улыбнулся Александр. – Всё, что угодно. А теперь, если ты не против, мы где-нибудь выпьем кофе, или чаю, или какао – к сожалению, я не знаю, что ты предпочитаешь.
– Чай. Зелёный. И шоколад. Но это только…
– Да-да, исключительно в рамках сотрудничества, – закончил он за неё, жестом предлагая покинуть территорию университета.
*****
– Теперь и тебе известна правда, – Катя забрала у него конверт со снимками. – Он хотел, чтобы мы были вместе, а сам между тем спал с твоей девушкой.
Шторм откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Снаружи жизнь текла плавно и размеренно, и только у них её иначе, как «американскими горками», назвать было нельзя.
– Откуда у тебя фотографии? – вернулся к Кате Александр.
– Их прислали вчера вечером. Лежали в почтовом ящике. Думаю, это Рената. – Соколовская нахмурилась. – Только не понимаю зачем?
Встретившись с её взглядом, Шторм улыбнулся:
– Отвергнутая самка сеет хаос в жизни тех, у кого дела идут лучше неё.
– Прости? – искренне удивилась Катя.
– В день, когда вернулся в Москву, вместо того, чтобы провести ночь с Кругловой, я встретился с тобой. Думаю, её это задело.
– Но… Ты же не знал, что увидишь меня.
– Это детали, – пожал плечами Александр. – А всех всегда интересуют факты. Например, Шторм – редкостный урод. Но почему он выставлял себя в таком свете? О причинах никто не спрашивал. – Он продолжал говорить, не прерывая их зрительного контакта, ловя каждую эмоцию, которую она испытывала. – Или так: я – в Чечне.
В глазах Кати мелькнула тревога. Почему именно этот пример?
– Факт. – Александр выдержал паузу. – «Туда ему и дорога, другого не заслужил». Уверен, многие, кто обо мне слышал, так и решили, но никто из них даже не подумал, что я мог вызваться добровольцем.
Прозвучавшие слова повергли в ужас. Доброволец?! Но… Этого не могло быть!
– Конечно, там тоже имелись свои детали, но опять же, о них тоже не должно быть никому интересно.
Он отвернулся к окну, собираясь с мыслями. Наконец подошли к главному.
– Или есть ещё один пример… – Александр посмотрел на Катю. Внутренности стянуло узлом. – Я изнасиловал тебя. – В глазах полыхнуло отчаяние. Челюсти с силой сжались, сведя скулы болью.
– Мы переспали, – поправила его Соколовская, отведя взгляд в сторону. Господи, как было страшно и трудно говорить об этом, учитывая, как двояко вело себя тело и какими непостоянными оказались инстинкты.
– Изнасиловал, и это факт. – Александр не сводил с неё глаз. – Но, хоть убей, я не помню деталей. Ни слов, ни действий, ни сопутствующих обстоятельств – в памяти нет ничего, Кать. – Теперь в его голосе звучал открытый призыв о помощи. – Ничего. Лишь утро и кровь в ванной, когда принимал душ.
За столиком стало тихо. Он понимал: ему легче всего, потому что сознание не воспроизводило произошедшего во всех красках. Оно вообще ничего не помнило. Что испытывала она, можно только догадываться.
«Сначала ты сотворил с ней это, а теперь заставляешь переживать те эмоции снова», – бунтовался разум. Однако жить с мыслью, что является полным ничтожеством – недочеловеком, было страшнее.
Совесть сведёт с ума, а вина в смерти ефрейтора заставит пустить себе пулю в лоб. Кирилл был достоин жизни, но вместо этого отправился «Грузом-200» в Новосибирск.
Александр зажмурился, избавляясь от зашевелившегося внутри сумасшествия. Холод начал расползаться по телу. Сейчас не время: слишком рано, обычно всё начиналось ночью, когда оставался наедине с собой и своими страхами.
– … в порядке?
Голос Кати вытащил из темноты. Выравнивая сбившееся дыхание, Шторм открыл глаза и увидел, что находится в уютном кафе. Дьявол! Сколько прошло времени? Как долго он «медитировал» в застенках собственного Чистилища?
– Всё хорошо? – обеспокоенно спросила Соколовская. –
