– Заскоки?

– Заскоки! – повторил Вадим Петрович. – Другого слова нет. «Пойду служить!» – «Хорошо, иди!», сказал я тебе. «Хочу в Чечню!» – И даже здесь тебе не стали возражать. Мы полтора года не находили себе места, потому что в тебе вдруг заиграли гены патриота…

– Вадим, остановись! – повысила голос Оксана Владимировна.

– И теперь, вернувшись, ты снова продолжаешь творить неизвестно что.

– Неизвестно что? Правда? – взорвался наконец Шторм. – Жить самостоятельно – это плохо? Не висеть на вашей шее – это тоже плохо? Разобраться, в конце концов, с тем, что натворил перед своим уходом, – это тоже плохо? Да?

В глазах горел вызов. Дыхание было тяжёлым, а руки сжались в кулаки. Разговор на повышенных тонах позволил выпустить пар, но он же вскрыл то, о чём ни с кем, кроме Стаса, говорить не собирался. Чёртов характер!

Услышав слова племянника, Вадим Петрович побледнел. Пылавшая в глазах злость вдруг сменилась растерянностью. Взгляд скользнул к жене и обратно.

– О чём ты говоришь?

– О том, что случилось с Соколовской в мае.

В кухне воцарилось молчание. Судя по реакции, которую увидел, для родственников это не стало сюрпризом. Значит, они с самого начала всё знали? Знали и ничего не сказали?

– Я сделал это, да?

Вадим Петрович и Оксана Владимировна снова переглянулись.

– Я сделал это, – уже не спрашивая, а утверждая, произнёс Шторм.

– Ты что же, даже не помнишь? – вырвалось в сердцах у женщины.

Ответить было нечего. Он до последнего убеждал себя, что произошла ошибка, но, по-видимому, ошибки быть не могло. Медленно Александр встал со стула и отвернулся к окну.

– Когда… Когда вы узнали? – едва слышно проговорил он.

– Мы…

– Когда?

– Спустя две недели после твоего ухода, – ответил за супругу Вадим Петрович. – Алевтина встретила Оксану на лестничной клетке.

Шторм обернулся к тёте. В её глазах стояли слёзы.

– Они заявляли в милицию?

– Если бы они заявили, ты бы по горам не скакал и в окопе не ползал, – отозвался Вадим Петрович.

– Почему смолчали? – никак не мог успокоиться Александр. – Ты заплатил? – Пустой взгляд метнулся к мужчине. – Заплатил, да?

– Я ничего не делал.

Шторм горько усмехнулся:

– Я не верю.

– Саш, Вадим на самом деле…

– Она до сих пор страдает!

– Ты её видел?

– Видел. И даже общался.

Лицо Вадима Петровича побелело:

– Ты точно не в себе. Мы только всё забыли, а ты опять начинаешь ворошить былое.

– Забыли?! – снова завёлся Александр. – Я изнасиловал девушку! Мало того, свою соседку по лестничной клетке. Как прикажешь такое забыть, дядя Вадим?

Слова ударили словно хлыстом. Никто ни разу не произносил этого вслух. Ерёменко проглотил ком в горле и, встав со стула, подошёл к племяннику:

– Насколько я понял, до недавнего времени ты не знал об этом, верно? Так будь добр сделать вид, что продолжаешь находиться в святом неведении. Прошло полтора года – её семья не имеет никаких претензий к нашей. Девочка тоже. К тому же, про изнасилование говоришь только ты: тот, кто не уверен, совершал это или нет. Возможно, они потому и не заявили, что ничего не было. Больная фантазия, привлечение внимания – ей ведь так и не удалось добиться твоего расположения, не так ли?

Каждое произнесённое слово приводило в бешенство. Оказывается, он совершенно не знал свою семью. Благополучие и репутация – вот что имело значение, а остальное… На войне все средства хороши? Но даже на войне есть правила.

– Вы спятили. С ума сошли. Оба.

Александр покачал головой и двинулся к выходу из кухни, но крепкая рука Вадима Петровича остановила его, пригвоздив к дверке холодильника:

– Слушай сюда, Мистер-Доброта-и-Справедливость! Я тебе ещё раз повторяю: забудь об этом. Ничего не было, ты понял?

Шторм перехватил предплечье мужчины, но хватку ослабить не удалось.

– Я годами создавал репутацию нашей семье, пахал денно и нощно ради вашего со Стасом будущего, а теперь ты хочешь всё разрушить? Я в последний раз разъясняю для особо одарённых: семья Соколовской не имеет к нам никаких претензий, а если хочешь получить наказание, то считай, ты его уже отбыл, находясь там, куда ни один нормальный человек по доброй воле, в здравом уме, не отправится. Тебе ясно?

Шторм молчал, медленно осознавая, что всё это время боготворил Дьявола во плоти.

– Я ещё раз спрашиваю, – громче повторил свою фразу Вадим Петрович, – тебе всё ясно?

– Более чем.

Его рука расслабилась, и Александр ощутил свободу.

– То, что ты переехал в родительский дом – это правильно, – продолжил как ни в чём не бывало мужчина, – беря во внимание твои помыслы, будет лучше, если вы не будете видеться.

Шторм с силой сжал челюсти, чтобы не ляпнуть чего-нибудь в ответ. Словесная перебранка точно ни к чему хорошему не приведёт. Особенно сейчас. Он сам во всём разберётся, хотят того родственники или нет.

Молча Александр направился в прихожую. Уже находясь у выхода, он услышал слова Вадима Петровича:

– Не вздумай выкидывать что-то за моей спиной. Узнаю, что копаешься в этом деле, лично позвоню в «дурку» и сдам туда. Будешь сидеть взаперти, пока мозг не начнёт думать в нужном направлении.

Чем больше запретов устанавливали, тем сильнее бунтовался. Внутри всё кипело от гнева, обиды и несправедливости. Прозвучавшая угроза лишь увеличила сомнения: неужели бизнес был настолько важен, что стоило идти по головам?

Хлопнув громко дверью, Александр вышел на лестничную клетку. Прислонившись спиной к стене, он закрыл глаза. Вечер незабываемых открытий, мать его! После такого и впрямь в пору звонить в психушку. Все его действия в прошлом, слова дяди Вадима, откровения Кати – ничего из этого не поддавалось логическому объяснению.

А может, они просто все решили свести его с ума? Заговор? Или, возможно, это – сон? Он впал в кому после ранения и спит, а всё происходящее – его личный Ад, в котором суждено гореть до скончания веков? Такая картина больше походила на правду. Немного сверхъестественная, с долей мистики, но зато чёткая и ясная.

Ударив кулаком по стене, Александр открыл глаза и вызвал лифт.