Помню, что большую часть времени я молчал или ревел. Я умолял родителей вернуться хотя бы в Панаму. У меня даже не было игрушек – мы сбежали в такой спешке, что я оставил там даже мотоцикл. Все развлечения сводились к походам с матерью и женой Мексиканца в массажный салон рядом с домом, слушать с Пининой колумбийские футбольные матчи по радиотелефону и соревноваться, кто убьет больше мух в комнате, которая постоянно ими кишела.

– Я за три месяца видела свою дочь только на единственной фотографии, которая у меня была, – пожаловалась мать, когда мы разговаривалили об этом периоде нашей жизни. Несмотря на то, что дядя Марио каждый день фотографировал Мануэлу, он не отправлял нам снимки, опасаясь, что это выдаст властям наше местонахождение.

Пока мы день за днем влачили это жалкое существование, отец, Мексиканец, пара никарагуанских солдат и американский пилот по имени Барри Сил обшаривали Никарагуа в поисках новых площадок и маршрутов. Несколько дней они обследовали с вертолета многочисленные озера и вулканические цепи страны, разведывая наилучшие места для строительства лабораторий и взлетно-посадочных полос. Понимая, что создание инфраструктуры может занять некоторое время, для первых кокаиновых рейсов в южную Флориду они решили использовать небольшой аэропорт Лос-Брасилес неподалеку от Манагуа.

Первая отгрузка шестисот килограммов кокаина, упакованного в большие мешки, была запланирована на ночь понедельника 25 июня 1984 года. Самолет должен был пилотировать Сил. Ни отец, ни Мексиканец не подозревали, что попали в ловушку: пока они с Федерико Воном[58], чиновником из Министерства внутренних дел Никарагуа, ждали окончания погрузки, Барри фотографировал происходящее. На этих снимках можно рассмотреть даже лица солдат, грузивших товар. Самолет наконец взлетел. Пока Сил доставлял груз, отец с Мексиканцем продолжали работу, даже не подозревая о надвигающейся катастрофе.

Между тем я наконец умолил отца отпустить нас с матерью в Колумбию. Я давно жаловался на скуку, но он в ответ настаивал, что нас убьют, если мы вернемся. Теперь же отец неохотно согласился, – он устал от моего постоянного нытья. Мать обещала ему, что не выйдет в Медельине даже на балкон.

– Нет, Тата. Скажем ему, что вы поедете вместе: если мы этого не сделаем, он расстроится еще сильнее. Но уже в аэропорту придется признаться, что полетит он только в сопровождении моего помощника Тибу.

Так они и поступили. Узнав в аэропорту, что мать со мной не едет, я очень сильно расстроился и почувствовал себя брошенным. Я обнял родителей и никак не мог их отпустить.

– Я не хочу уезжать, если мама не поедет! – рыдал я, но отец был непреклонен. В конце концов он неохотно пообещал, что она полетит через несколько дней.

Мать позже говорила, что плакала денно и нощно: ни одного из ее детей не было рядом, она была окружена вооруженными людьми и брошена на произвол судьбы в воюющей Никарагуа. В отчаянии она даже попросила отца:

– Позволь мне хотя бы встретиться с одной из моих сестер и ее мужем в Панаме, чтобы они передали мне фотографии наших детей!

– Хорошо, милая. Только обещай мне, что после того, как поговоришь с ними, вернешься сюда.

Несмотря на обещание, мать уже тогда собиралась лететь в Медельин. Пока она была в Панаме, отец постоянно ей звонил, расспрашивая обо мне и Мануэле. На четвертый день мать собралась с духом и заявила, что собирается вернуться в Колумбию, чтобы заботиться о своих детях.

– Нет! О чем ты вообще думаешь?! Ты не можешь так поступить! Ты же знаешь, что они тебя убьют!

– Обещаю тебе, что останусь в доме матери и никуда не буду выходить. Но у меня есть малышка, которой я нужна. Она и так была без матери уже больше трех месяцев!

На следующий день, обмирая от ужаса, она наконец приземлилась в аэропорту Олайя Эррера и прямиком оттуда поспешила в здание «Альтос», где ее уже ждала бабушка Нора, потерявшая почти тридцать килограммов и впавшая в глубокую депрессию.

Наше воссоединение было невероятно эмоциональным. Мы никак не могли наобниматься, но Мануэла едва узнавала ее и начинала плакать всякий раз, когда мать брала ее на руки, привыкнув только к медсестре и бабушке.

В Медельине все было достаточно непросто, но в Манагуа отец потерпел еще одну серьезную неудачу. В середине июля несколько американских газет опубликовали серию фотографий, на которых Пабло и Мексиканец отправляли партию кокаина из Никарагуа. Это был первый и последний раз, когда отца поймали с поличным. Барри Сил оказался информатором Управления по борьбе с наркотиками и предал Пабло.

Публикация этих фотографий нанесла двойной ущерб: разоблачила отца и позволила обвинить сандинистский режим в сотрудничестве с колумбийской мафией. Последовавший скандал был настолько громким, что Пабло не смог больше оставаться в Никарагуа. Две недели спустя он и Мексиканец вернулись в Колумбию.

В Медельине отец быстро нашел где укрыться и достаточно долго жил в подполье. Мы же продолжали гостить у бабушки Норы, и Пабло иногда посылал за нами, чтобы провести пару дней вместе.

19 июля, всего через три недели после того, как были сделаны фотографии, Герберт Шапиро, флоридский судья, выдал ордер на арест моего отца за сговор с целью ввоза кокаина в США. И хотя инфраструктура, созданная для отправки наркотика в Америку, по-прежнему работала как часы, и отец по-прежнему оставался крупнейшей фигурой в этом бизнесе, он знал, что с юридической точки зрения его положение ухудшалось с каждой минутой. Пабло чувствовал, что почти дошел до точки невозврата, что рано или поздно за ним придут или заставят его защищаться. Экстрадиция уже не казалась чем-то далеким.

И даже то относительное затишье, в котором мы жили, вскоре было нарушено. 20 сентября 1984 года бабушка Эрмильда в панике позвонила и сказала, что какие-то вооруженные люди похитили дедушку Абеля с одной из его ферм на окраине муниципалитета Ла-Сеха в восточной Антьокии.

Вспомнив поиски Марты Ньевес Очоа, отец быстро организовал поисковую операцию, хоть и несколько менее масштабную, чем в прошлый раз. Довольно быстро выяснилось, что дедушку похитили четыре мелких преступника, наслышанных о богатстве Пабло. Два дня спустя отец разместил в медельинских газетах объявление о награде за информацию о местонахождении дедушки. Заодно в объявлении упоминались автомобили, в одном из которых его увезли: два внедорожника Toyota, один красный с деревянной отделкой и номерным знаком KD9964, а другой – бежевый с госномером 0318. Получить прямое указание на цель отец не рассчитывал. Идея была в том, чтобы дать похитителям понять: они на прицеле.

Как и в случае с делом Очоа, отец послал сотни людей следить за телефонными будками Медельина, а в доме бабушки Эрмильды установил оборудование для записи разговоров.