Ньюф сделал, как было велено, и вытянул лапу, которую Вронский встряхнул с улыбкой. Затем он опустился на колено и поприветствовал собаку Анны, как должно.

Анна наблюдала за этой сценой с широкой улыбкой, пока не вспомнила, где она, и не кинулась к Ли Энн поздравлять ее с прекрасно выполненной работой. Ли Энн вручила ей широкую ленту цвета морской волны, которую Анна с радостью приняла. Девушка планировала оформить ее в рамочку и продемонстрировать отцу, когда тот прибудет из Азии.

Джон Сноу казался измотан столь важным днем, но это было нормально. Он издал тревожный всхлип, который, очевидно, означал, что пес хочет увидеть свою сестру Джемму и свернуться рядом с ней калачиком, чтоб наконец-то поспать. После того как Вронский сделал несколько снимков счастливого конкурсанта и его хозяйки, Ли Энн увела ньюфа в вольер. Попрощавшись, она поспешила на показ собак следующей группы.

Анна и Вронский смотрели друг на друга. Даже среди толпы им казалось, что они здесь совершенно одни.

– Можно пригласить тебя на обед? – спросил Вронский, не обращая внимания на шум и гул разговоров.

– Да, конечно. Почему бы и нет? – Она знала, что должна чувствовать некоторую вину, но ощущала лишь голод, жажду и счастье. Что тут такого? Просто обычный обед.

XI

Анна никогда раньше не посещала «Стейкхаус Кинс», но знала, что там часто бывали отец и брат. Они приезжали сюда после спортивных матчей: на стадионе у отца была ложа на четыре места.

В свое время «Кинс», которому было больше ста тридцати лет, придерживался строгой политики, запрещавшей женщинам появляться в этих стенах. Когда Анна оказалась в просторной барной зоне, то сразу почувствовала мужской декор – обилие дерева и кожи – и заметила, что в заведении по-прежнему практически нет женщин.

– Уверена, что тебе тут нравится? – спросил Алексей. – Можем пойти куда-нибудь еще.

– Нет, все отлично. Мне всегда было любопытно побывать в «Кинс», – призналась Анна, внезапно почувствовав нервозность. Она ожидала, что они пойдут в какое-то более обычное место, но, когда Вронский предложил «Кинс», она сразу же согласилась. – Твоя мама не захотела присоединиться к нам?

– Моя матушка только завтракает и ужинает. Она находит обед прозаическим, – с улыбкой ответил он. – Погоди минутку, я закажу столик.

Прежде чем Анна успела возразить Вронскому, что можно посидеть и у бара, а, вероятно, она бы даже предпочла бар, он уже исчез, появившись снова минуту спустя с метрдотелем, невысоким мужчиной в коричневом костюме и с комично пышными усами. Анна храбро последовала за ними через весь зал, мимо стойки метрдотеля и вверх по деревянной лестнице.

Оказавшись на втором этаже, они пересекли очередной зал и вновь поднялись по короткой лесенке, которая привела их в коридорчик рядом с туалетами. В конце концов метрдотель приоткрыл какую-то дверь и жестом пригласил Анну войти в приватный кабинет с четырьмя столиками, причем ни один из них пока не был занят.

Анна растерянно обернулась к Вронскому, но, прежде чем успела спросить, что происходит, метрдотель, на лацкане которого красовался значок с именем «Реми», произнес низко и гулко:

– Добро пожаловать в кабинет «Лилли Лэнгтри», названный так в честь нашей самой первой клиентки, пришедшей сюда в тысяча девятьсот пятом году. Мисс Лэнгтри подала в суд, дабы получить доступ в ресторан, поскольку была наслышана о знаменитых бараньих отбивных и решила их попробовать.

Анна удивленно рассмеялась и села в кресло у стола, сервированного на четверых, которое придержал для нее Реми. Вронский занял кресло напротив, а усатый метрдотель убрал столовые приборы с других столиков. Он вручил каждому гостю меню и сообщил, что официант скоро придет.

Прежде чем покинуть кабинет, он замер на пороге и обернулся, словно хотел добавить что-то, о чем забыл, и объявил:

– Если б у меня была такая красивая девушка, я бы тоже хотел уединиться с ней. Счастливого Дня святого Валентина.

Он вышел, махнув рукой на прощание.

Анна уставилась на Вронского, открыв от удивления рот, но Граф лишь пожал плечами в ответ.

– Я просто доплатил за приватный кабинет, но не за комплимент. Это полностью его инициатива. Хотя прозвучало неплохо.

Анна молча оглядела причудливое помещение. Она действительно не знала, что сказать. Ей льстила вся эта суматоха, но одновременно ее одолевало мучительное беспокойство. То, что они спрятались, создавало впечатление, будто они делают что-то неправильное.

– Тебе неловко. Извини. Но в главном зале бывает шумно, а я хотел, чтоб у нас была возможность спокойно побеседовать. В ресторане есть несколько отдельных кабинетов. Я думал, нас отведут в тот, что побольше, я много раз обедал там с братом и его друзьями. Я даже не знал об этом помещении, – сказал Вронский, вставая. – Я попрошу другой столик.

– Нет, не надо. Все в порядке. Мне здесь нравится. И Лилли Лэнгтри молодец, что добилась того, чего хотела. Но я просто… – Анна умолкла.

Вронский потянулся через стол и взял Анну за руку.

– Скажи, чего ты хочешь. Я сделаю все, что сделает тебя счастливой.

От его прикосновения Анна вспыхнула. Обед в приватном кабинете был допустим, но держаться за руки – явный перебор. Она высвободила свою ладонь.

– Я счастлива, – проговорила она. – Счастлива, что Джон Сноу получил второе место. И очень приятно, что есть, с кем это отпраздновать.

Она уже хотела добавить, что отец посетил бы вместе с ней «Кинс», если бы мог, но внезапно в кабинет вошел официант, мужчина настолько же высокий, насколько метрдотель был низеньким, и настолько же угрюмый, насколько тот был приветлив. Анна решила подождать, чтоб отблагодарить Вронского за его валентинки позже, а закончилось это тем, что молодые люди вспомнили всех домашних животных, каких только знали. Граф оказался искусным рассказчиком и точно, хоть и не особо почтительно, подражал голосу матери.

Его лучшая история была о том, как старшая сестра поручила брату Кириллу присматривать за одной из комнатных собачек Женевьевы, которую парень умудрился выпустить погулять в итальянском аэропорту. Они вдвоем обыскали все вокруг, отчаянно пытаясь найти, и обнаружили ее лишь за несколько минут до посадки в самолет. По крайней мере, они так думали. После взлета они поняли, что забрали не ту собаку.

– А как же вы догадались? – спросила Анна. Ее лицо раскраснелось от смеха.

– Собачка подняла заднюю лапу и помочилась на ботинок мужчины, который сидел в соседнем проходе. Видишь ли, любимицу моей матери звали Петунья. Она же была