из пушек. От государя архиерею многи подачи были». Архиерей также не упускал случая засвидетельствовать свою преданность государю; его хозяйство отчасти обслуживало дворец: «Хлебы пекли про обиход государской в доме архиерейском архиерейские хлебники и относили во дворец на каждый день»[243].

1 сентября архиепископ перед литургией совершал «действо Нового лета». На действе присутствовали воевода, дьяк и «иные от государевых приходные люди». Торжество сопровождалось залпами: «…стрельба была из пушек и из полков из мелкого оружья по три выстрела и с яхты государевы и с немецких кораблей». После литургии, отошедшей в начале седьмого часа дня (в двенадцатом часу дня по-нашему), архиепископ ездил к государю поздравлять его с Новым годом и застал государя за обедом у князя Б. А. Голицына в доме иноземки вдовы Володимеровой. «Великий государь преосвященного архиепископа милостивым своим словом любительне жаловал и из своих государских рук жаловал преосвященного архиепископа водкою. Сего 1 числа день был благополучный и воздух прозрачный». 2 сентября архиерей угощал у себя государева священника Петра Васильева, восемь человек царских певчих и государева карла. С воскресенья, 3 сентября, начались сборы в путь, в Москву. 3-го постельничий Г. И. Головкин, который должен был с частью свиты двинуться первым, заезжал в собор во время литургии проститься с архиепископом и заходил к нему в дом «на перепутье». 6 сентября архиепископ давал вновь обед государю. За обедом царь милостиво беседовал с архиепископом, и летопись передает предметы разговора: «Великий государь изволил у преосвященного архиепископа в доме хлеба кушать и с боляры и сержанты своими ближними. Во время кушанья великий государь с преосвященным архиепископом и боляры своими изволил милостивно и благоутешительно беседовать о царственных бытностях и о болярских и великих людей, также и о мирских простых людех и в работе пребывающих, и о домовном и о всяком заводов здании многоразумно; также и о водяном путешествии морском и речном кораблями и всякими судами со многим искусством. А приезжал государь ко архиерею в немецком шняке сам четверт, а боляра приходили пеши». В этот же день, 6 сентября, начался отъезд в Москву царской свиты: отпущены были постельничий Г. И. Головкин и думный дьяк Н. М. Зотов, государев священник Петр Васильев и певчие[244].

В сентябре в праздник Рождества Богородицы Петр был за обедней у Ильи Пророка на Кегострове и за службой сам читал Апостола[245]. В тот же день он отвечал матери царице Наталье Кирилловне на ее не дошедшее до нас письмо, в котором она просила писать ей почаще и, когда поедет в обратный путь, «не надседатъся» (не утомляться) скорым путем. «Вседражайшей моей матушкѣ царице Наталье Кириловънѣ, — пишет Петр. — Iзволила ты, радас[ть] моя, писать, чтобъ я писалъ почаще: і я і так на въсякую почъту приписаваю самъ, толко виноватъ, что не въсе самъ. А что, радость моя, скорым путемъ нѣ натселся, і ты, пожалуй, своею печалью не натсади меня. А я, слава богу, кроме сего натсажать себя інымъ не стану і поеду по мѣре не замешкафъ; а Анъдурския (т. е. гамбургские) карабли еще не бывали. По семъ, радаcть моя, здравствуй, а я малитвами твоiми жифъ. Petrus. От Города, сеньте[б]ря в 8 д.»[246]. 10 сентября, в воскресенье, Петр был у обедни у Ильи Пророка на Кегострове и после обедни «на перепутье» заходил к священнику этой церкви.

Около 10 сентября пришли, наконец, давно ожидаемые гамбургские корабли. Петр тотчас же отправился их осматривать и щедро одарил капитанов и матросов. Лефорт дал пышный праздник в честь иностранных моряков, по обыкновению сопровождавшийся пушечными залпами[247]. В осмотре кораблей и увеселениях с моряками прошла неделя, и царь стал собираться домой. 12 сентября отпущена была еще часть свиты: боярин князь К. О. Щербатый да дьяк Михаил Воинов. На воскресенье, 17 сентября, Петр указал архиепископу Афанасию приехать к обедне в церковь Ильи Пророка на Кегостров, чтобы проститься с ним. В этот день рано поутру архиепископ, отстояв литургию в соборе, отправился в церковь Ильи Пророка в сопровождении архимандрита Соловецкого монастыря, своего казначея, ключаря соборного и иподиакона. Соловецкий архимандрит вез в особом карбасе «подносы» (подарки) государю. В церковь архиерей приехал после чтения Апостола и вошел в северное крыльцо. «Великий государь також в паперти у северных врат церковных изволил слушать божественную литоргию. И по чтении Евангелия архиерей великому государю должное почтение отдал и сущие со архиереем. И великий государь у архиерея благословился и обычно целование сотвори. По сих великий государь пожаловал архимандрита соловецкого к руке. Архимандрит поднес великому государю икону соловецких чудотворцев на окладе, да святую просфору и святую воду, книгу жития и службы чудотворцев и лестовки — подавали казначей архирейской да ключарь. Великого государя поддерживал боярин князь Б. А. Голицын, а инии боляре в слушании литоргии в церкви стояли. Литоргию служил тоя церкви священник. По заамвонной молитве ключарь подносил по чину архиерею антидор, а иподиакон теплоту и великий государь от руку архиерееву по чину анти-дор принимал и теплоту кушал, такожде и боляра». По окончании обедни Петр направился к своему шняку в сопровождении архиерея и бояр, и при этом соловецкий архимандрит поднес государю хлеб и рыбу — продукты, которые он вез в особом своем струге. Садясь в шняк, Петр пригласил плыть с собой преосвященного Афанасия; но во время пути, увидев в реке белугу, не мог удержаться, чтобы не поохотиться за нею, пересел в маленькую шлюпку и гонялся за рыбой. Затем, подъехав к мосту, показывал архиерею сделанные на берегу приготовления для фейерверка: «чиненные потехи»: кораблик и другие. У моста он расстался с преосвященным и отправился в свой дворец. «По отпуске литоргии, — говорит летопись, — великий государь изволил шествовать в шняк свой, с ним же и архиерей, и боляра, и присутствующие с ними. При путешествии великому государю архимандрит соловецкий подносил хлеб и рыбу. Государь архиерея изволил взять в шняк свой. Идучи по реке, государь в малой шлюбке за белугою изволил тешиться и, приехав к мосту, изволил государь казать на берегу чиненные потехи: караблик и иные со всем урядом; и оттоле архиерея с присудствующими изволил отпустить в дом свой, а сам изволил шествовать на гору к себе в дом». Неоднократно проявляя чувство своего особенного расположения к архиепископу Афанасию, Петр в тот же день дал ему новое доказательство этого чувства: пожаловал ему свою карету «на рейсорах, внутри обитую трипом разноцветным», ценой во 100 рублей. Вечером этого дня был сожжен фейерверк: «сего ж вечера… великий государь потешные вещи, ракитки (ракеты) и