Шрифт:
Закладка:
— Нужно бороться за человека.
В таких случаях всегда пробегает нехорошая мысль — ну вот и борись. За человека, против него и даже совместными усилиями. Только исписанные тома и забитые книгами полки вряд ли помогут хоть одного студента вернуть на путь истинный. И поэтому даже ректор молчал. С утра к нему приходили студенты и просили за Сурменко. А можно ли им доверять? А попробуй, начни не доверять. И тогда кто из них вырастет? А пришедшая к нему группа стояла как волнолом. И даже ему было странно видеть одновременно и неуверенность, и волчье упрямство в полудетских глазах. А потом часть девчонок разревелась. И ректор предусмотрительно сбежал и закрылся в своем кабинете.
Но ведь ясно, что и так весьма посредственно учившийся Женька словно профессиональный контрабандист начинал переходить границу. И даже когда явно засветила возможность его отчисления, все равно не стал менять свой образ жизни и отношение к учебе. Наконец, вышедший из себя ректор заявил на одном из совещаний:
— Он отстал и догнать — маловероятно. Тут некоторые говорят — а мы поможем. Представители студенчества приходили. Все. Мое решение однозначно. Первая двойка на сессии — и вопрос решается в пользу отчисления.
После этого заявления никто не сомневался, что приговор состоялся — первой дисциплиной на очереди стояла философия. После обеда Женьку вызвали к декану. Тот усадил студента в кресло, а сам начал медленно расхаживать по кабинету. Видимо, собирался с мыслями. По выражению его лица они горели, прыгали и собирались в какой-то немыслимый клубок неопределенностей. Наконец декан произнес самую короткую в его жизни речь:
— Пробуй.
Он развернулся и так и остался смотреть в окно. То ли пытался высмотреть что-то на улице, то ли не хотел смотреть Женьке в глаза. Или заранее готовился к прощанию. А когда Женька вышел, Федор Николаевич схватил трубку телефона и начал резкими движениями набирать номер.
Нужно ли строить из себя героя? Особенно если нет поступка, а есть только состояние обреченности. Нет даже простой обиды, потому что обижаться не на кого. Пропало чувство потери, так как теряешь не что-то, а сразу все. И остается острое желание махнуть на все рукой и на все притязания любого преподавателя отвечать, что ему, Женьке, уже на все наплевать.
Под сочувствующими взглядами одногруппников Женька подходил к экзаменационной аудитории, где его ожидал еще один удар. Высунувшийся в вестибюль преподаватель поманил его к себе и объявил:
— Сурменко? Можете сразу идти в профессорскую. Анна Олеговна будет принимать у Вас лично.
Криогенный холод прошелся по жилам, заморозил внутренности и, оставив в покое Женьку, превратил в каменные изваяния выражения лиц студентов. Только теперь вместо сочувствия на них замер настоящий ужас. Вот теперь точно все. Величко и расправа над неприятным для нее студентом — практически равнозначные понятия.
Женька медленно спустился этажом ниже, прошел по длинному коридору и сразу за вестибюлем подошел к скрывающейся за шестигранной колонной двери. Почему на ней навесили эту табличку — «профессорская». Лучше бы сразу — пыточная, морг или просто обозвали местом, где умирают последние надежды. Женька встряхнулся и постучал. Получив разрешение, он вошел в длинную прямоугольную комнату с двумя одинокими столами у окна. Даже два книжных шкафа и черная доска старого образца не могли скрыть бросающейся в глаза пустоты помещения. Женька уперся взглядом в незаполненное пространство. Сразу мелькнула мысль «оставили место для экзекуции».
Анна Олеговна продолжала поливать цветы в горшке на подоконнике. Поставила кувшин с водой на стол и только после этого обернулась.
— Ну, так что?
— Нужно жить. Жизнь не заканчивается только потому, что у одного человека текут слезы и сопли. И он при этом никак не может взять себя в руки. А на него надеются. Вот и все.
— Ну что же. Мне нравится, что вы осознали. Я ставлю вам положительную оценку.
Женька смотрел на профессоршу ошалелым взглядом.
— А отвечать?
Не обращая внимания на его вопрос, Анна Олеговна сделала запись в зачетке и вручила ее Женьке.
— Вы можете идти.
На выходе Женьку обступило несколько человек — ведь не поленились, прибежали за ним следом.
— Так что? Как?
Женька пожал плечами и развернул зачетку. Вот страница с фотографией, первый семестр, второй. В разделе 4-ый семестр сразу за названием дисциплины «философия» красовалась размашистая «отлично», которую подпирала замысловатая подпись. Обалдевший Женька не замечал похлопываний по плечу и одобрительные крики студентов. Он из последних сил напрягал свой мозг, чтобы хоть что-то понять в оказавшемся таким странным и непонятным мире. Неизвестно, что еще хотели сказать окружающие его одногруппники — показавшийся в вестибюле декан заметил своих студентов и развернулся в их сторону. На всякий случай группа начала рассасываться в разных направлениях. Но подошедший декан сделал вид, что его не интересуют беглецы. Точно также он проигнорировал и зачетку в руках у Женьки. Он коротко поздоровался, немного подумал и огорошил Женьку:
— Вы завтра свободны? На рыбалку с ночевкой поедете?
Студент как источник воспитания
Наверное, во всем институте не могло остаться хоть одного студента, оставшегося безразличным и безучастным к дневному явлению. А что здесь такого? К одному из подъездов общежития подъехали жигули. И наверняка ожидающий именно их молодой человек подошел к машине. Вот и все. Только за рулем сидел не кто-то, а целый декан. К этому времени слова блат и связи, как расползающаяся по сырым стенкам зданий тля, давно укоренились в сознании людей. А вместе с ними пышными и яркими букетами угнездилась, нет, только не возмущение, а непримиримая и страстная зависть. Первый случай в истории — декан приглашает студента на рыбалку. Поэтому Женька, едва поздоровавшись и получив команду «садись», буквально влетел на переднее сиденье. И, кажется, даже облегченно выдохнул, как только пятерка, урча на первой скорости, двинулась вперед.
Едва выехали на проспект декан начал свое приветствие:
— Спасибо, что согласился. А то одному как-то скучновато. Правда, тут с нами еще одно существо поехало.
Федор Николаевич махнул рукой назад. Рефлекторно Женька оглянулся. Заднее сиденье было сплошь завалено орудиями и средствами проведения операции по обнаружению и поимке ничего не