— Не стоит сочувствовать. Нищие, например, живут во много раз хуже, и у них нет шанса выйти за богатого герцога, — ее улыбку он ощутил кожей на шее, и руки сами опустились на талию, сжав.

— Ты сильно похудела. Ну, теперь мои слуги позаботятся о твоем питании.

Она тихо усмехнулась и окончательно расслабилась в его руках. Прядь светлых волос скользнула на черную рубашку. Лааре стеснялась, сидела так всего лишь миг, а затем, зардевшись, сбегала в кресло напротив, считая непозволительным такое выражение чувств, когда в любой момент могли зайти слуги.

Тень воспоминаний задела ледяным крылом, сердце сжалось, но теперь это были просто воспоминания о дорогом человеке, и от них не накатывала угрюмая, осенняя тоска; не душила, не вгрызалась в него острыми зубками боль. Вспомнились Дорану глаза Мешагиль и образ покойной супруги с младенцем на руках, которая упорхнула, исчезла, освобожденная… Думать об этом стало страшно, и он спешно искал тему для разговора.

— Я ведь так не поинтересовался, как твоя нога. Она прошла? Вообще не болит?

— Совершенно! Как будто и не было годов мучений, — довольно ответили ему.

— И правда чудо, — вздохнул герцог. — Пора спать, уже поздно, — прошептал он, проведя костяшками пальцев по ее щеке.

— Ты прав, — выдохнула она, аккуратно слезая с его коленей, и зябко повела плечами, бросив странный взгляд на пламя.

Остановить? Поцеловать? Обнять? И, как будто отвечая его сомнениям, удалявшаяся фигурка качнула головой. Миг, и шорох юбок растворился в тишине особняка. Доран и сам сомневался в правильности собственных порывов. Не мог ведь он так легко разлюбить Лааре? И так легко простить обман?

— Пайн, зайди, — позвал он экономку, и она не заставила себя ждать, вошла, вытянув перед собой лампадку.

— Чего желаете, ваше сиятельство?

— Скажи, ты видела одежду моей супруги?

— Вы сами решили, ваше сиятельство, что эти тряпки недостойны герцогини, — она поджала тонкие губы, привычно опустив черные, колдовские глаза в пол.

— Не о том спрашиваю. Видела?

— Служанки, разбиравшие вещи, доложили мне, что у ее сиятельства множество нижних юбок, которые надо постоянно крахмалить. У нее несколько корсетов, застегивающихся спереди, а платья одного фасона: с длинными рукавами, непременно в пол и с воротничками, из немарких тканей. Странно это для молодой девушки, ваше сиятельство. Особенно для той, которая хотела любой ценой выйти замуж. Даже если она хромала, это не должно мешать демонстрировать руки и грудь.

Экономка прекрасно знала, чего от нее ждал герцог, и обладала чувством меры: останавливалась всегда вовремя, не говоря ни одного лишнего слова.

— Я вижу, вы насторожены…

Дорану не пришлось договаривать — экономка ответила на не заданный вопрос:

— Да, ваше сиятельство. Нам трудно принять, что вашей супругой стала баронета, опозоренная скандалом с бароном. Да и для пятнадцати лет она ведет себя странно. Моя племянница в этом возрасте книжки глупые читала да по полям бегала, а ее сиятельство рассудительна и сдержанна. Но, думаю, мы подружимся, ведь вы к ней искренне привязываетесь, — улыбнулась экономка.

Доран кивком головы отпустил ее на отдых, выслушав. Зачем только спрашивал? Жаждал подтверждения собственных мыслей? Чего ему не хватало? На что он надеялся теперь, когда всё стало очевидно?

Бросив бесполезные мысли, которые вели лишь к саморазрушению, Доран решил лечь спать. В последний момент, когда его голова не коснулась подушки, вспыхнул, замерцал лежавший на столе кристалл эстера.

— Что случилось? — спросил он, сжав его.

— Нападение на управление, ваше сиятельство! Нужна подмога! Здесь толпы людей!.. — торопливо отчитывались ему.

Несколько звонков, короткие приказы, поднятые на ноги звонком слуги — ему несли форму, обувь, верхнюю одежду. Доран вновь собирается, заковывает себя в мундир. Подсвечник в руке экономки дрожит, и свет пляшет, как припадочный, раздражая.

— Пайн, иди за водителем, — приказывает он, и женщина, дрожа, удаляется.

Он берет револьвер, дворецкий подносит трость со скрытым кинжалом — старый-старый подарок Саиры.

Никакой суеты — выверенные движения, спокойный голос, четкий ход мыслей в голове. В доме лампы горели через одну, и встревоженные слуги, закутанные кто в шаль, кто в плед, тенями жались к стенам — предчувствие дурного холодком коснулось каждого, и каждый смотрел на герцога.

Он спустился по лестнице — чеканные шаги отдавались под потолком и гулко стучала трость по ступеням.

— Доран, что случилось?..

Он обернулся — наверху, в одной сорочке, похожая на призрака, замерла встревоженная девушка.

— Проблемы в управлении. Иди спать, я скоро вернусь, — сухо ответил он, застегивая пальто.

Холод и сырость набросились на него сразу за порогом.

— Некогда! Едем так! — крикнул водителю, зажигавшему фонари на корпусе автомобиля.

Сев в салон, он сжал кристалл эстера, вызывая старшего в карауле.

— Докладывай, — приказал отрывисто.

Потянулись мрачные улицы Тоноля, ярко освещенные фонарями. Машина летела на самой большой скорости, но всё равно медленно по сравнению со скоростью мысли.

— В полдесятого у управления стало оживленнее, чем обычно. Ну, шли люди мимо, да, больше чем обычно, но просто ж шли… А потом они закричали, полетели камни в окна. Потом и поджигать нас стали — кто что кидали. Не справляемся, ваше сиятельство! Огонь потушить сложно — наших людей с ведрами к колонке не пускают, бьют, так и отправляем: один человек с ведрами, а его окружает караул с оружием!.. Мы связались с вами и виконтом…

— Виконт точно не прибудет. Итак, есть какие-то выкрики? Требования?

— Ничего, ваше сиятельство. Они просто громят здание.

Больше Доран ничего не стал спрашивать: пара кварталов, еще один поворот, и впереди показалось здание Особого управления, подсвеченное заревом пожара. Он вышел из автомобиля.

— Куда вы! Стойте! Один не пройдете! — закричали ему из окна.

— А ты куда, олух?! — раздался старческий голос из того же окна, схвативший пытавшегося выскочить на улицу человека. — Дурак, у тебя ж из башки кровь идет!

Доран остановился — замолк стук трости по камню, обернулся. Человек в форме патрульного махал ему из окна жилого дома, удерживаемый старой женщиной в нелепом чепце. Порыв ветра принес запах гари и кусочки пепла.

Доран узнал раненого, всмотревшись в рассеченное лицо.

— Вы что, ваше сиятельство, там лютая толпа! Вас растерзают! — шепотом доложил ему патрульный. — Хоть подкрепление дождитесь… А если посмотреть хотите, то стойте, пойдемте вместе, я покажу, откуда вас не заметят…

— Оставайся в доме, — отказался он.

Вызвав по эстеру капитана тех, кто должен был прийти на подмогу, Доран обозначил, по каким улицам им нужно идти и по какой команде приступать к усмирению толпы.

— Поняли, ваше сиятельство.

Было ли ему страшно? Доран не мог сказать. Его вел вперед долг. Еще несколько шагов,