терпеть и пить бесконечные лекарства…

Когда жар спал, пропал и бред. Тело ослабело, но ум радовал чистотой мыслей. Киоре нужна ему, но это не значило, что отныне он не попытается вывести ее на чистую воду. Но — исключительно после работы! Тайный сыск ждал своего главу, и он убежал на работу, стоило ему только встать на ноги.

Вернулся он поздно, ужин им подали. Воткнув вилку в кусок мяса, Доран потер переносицу. Напротив, не поднимая головы, его жена вяло ковырялась в тарелке.

— Ты больше не будешь перемещаться по городу на наемном транспорте. Не будешь гулять в одиночестве. В Тоноле стало слишком опасно.

— Не хочу так жить, — холодно ответила девушка.

— Разве я прошу невозможного? — вкрадчиво спросил он, делая глоток горячего чая: день выдался холодным и мерзким, и согреться отнюдь не мешало.

— Ты не просишь, ты приказываешь, — она так и не подняла взгляда, зато показательно звякнула о тарелку вилка. — Ты вынуждаешь меня, как тогда, в Ройшталене.

— Допустим. Но это всё ради тебя. Если не согласишься, велю не выпускать тебя из дома. Кроме того, совсем скоро бал в честь прибытия послов из хааната, а у тебя все еще нет платья. Ты теперь герцогиня, твои платья не подходят для этого статуса.

— Доран, мне кажется, ты должен был понять, насколько я ценю свободу, — она отложила вилку, вскинув на него злой, упрямый взгляд. — Платье к балу у меня будет, но я сама выберу портного и всё, что мне потребуется. Относительно моих прогулок даже не смей настаивать. В конце концов, дочь виконта Оленского спокойно гуляет в одиночестве.

— Но она всегда ездит на фамильной карете либо автомобиле. Хочешь личный автомобиль? Я могу купить его.

— Ты богаче императора? — она приподняла одну бровь, проницательно глядя ему в глаза. — Только он может содержать два автомобиля.

Слуги, принесшие перемену блюд, шли на цыпочках. Также бесшумно сменили одни тарелки другими, наполнили графины с напитками.

— Доран, услышь меня, пожалуйста, — и легкий нож разрезал пирожное точно пополам, и с него упала на тарелку крупная алая ягода, которую Ниира брезгливо сдвинула вилкой на самый край тарелки.

— Не любишь вишню? — удивился он.

— Ненавижу всё красное и бордовое, — честно ответила она.

— Что ж, платьем занимайся сама, а о твоей безопасности мы еще поговорим.

Со стороны они, наверное, выглядели семьей, чей досуг обыден и прост до зубовного скрежета. После ужина они переместились в гостиную. Доран устроился в кресле у огромного камина, а его жена лежала на шкуре почти у самого пламени и читала какую-то книгу. Тени прыгали по ее лицу, и видел Доран в ней и Киоре, и Нииру, и Лааре — сон ли это или сумасшествие, он уже не понимал. Но легкий треск пламени, его жар, давивший на грудь, тихий шелест страниц и чужое дыхание — всё это теплом проникало в душу, щемящей грустью и жалостью, что иллюзия закончится вместе с вечером. Лишь на один вечер он имеет право вообразить, что не одинок, что есть тот, кому он дорог.

Но эти чувства, смутные мысли вытолкнули заботы — служба не отпускала и дома. Указанных в записке Киоре людей отловили и допросили. Гайэ оказался игроком, принимавшим ставки по спорам, скользким типом, не раз прошедшим и через Особое управление, и через Тайный сыск. В камере его приняли с радостью и, не стесняясь стражи, тут же завели игру в кости. На Мендоро его люди нашли много информации: сын скорняка, двадцать шесть лет, бабник, подаривший рога не одному мужу, азартный игрок, неисправимый оптимист и в некотором роде гений махинаций, самородок, дошедший до всего собственным изворотливым умом. И тем страннее было, что именно он тащил труп девушки по сточной канаве. Друзья и родственники, как один, твердили, что Астор весь последний месяц был сам не свой, горел какой-то идеей и говорил, что всё изменится. Окружающие считали, что он придумал новую аферу, а оказалось, что парень влип гораздо серьезнее…

Томис Слепыш был информатором и Тайного сыска, одним из многих в квартале нищих. Узнав, что его связали с подпольной ареной черных плащей, он отпираться не стал, но сказал, что гораздо больше поведать им мог покойный Астор Мендоро… О последнем-то он и знал больше всех: парень зачастил в квартал нищих, ходил то по лавкам местных умельцев (которые исполнят любой каприз за символическую сумму), то по улицам, тиская продажных женщин… В общем, вел себя крайне подозрительно. Томис слышал, он купил оружие, взял несколько уроков стрельбы, а еще часто зависал по тавернам, всякий раз доверительно беседуя с разными людьми. О чем, Томис не знал, но пообещал выведать.

«Уничтожим арену — прекратим убийства девушек», — Доран потер переносицу и перевел взгляд на потолок. Обыски в домах дворян не дали ничего, кроме новой вспышки недовольства Тайным сыском и очередного потока жалоб на него Паоди.

— Доран! Я не могу постоянно игнорировать жалобы на тебя, ты понимаешь? — сердился император, возвышавшийся над ним на своем троне, в котором блестел изумруд Гахта. — Еще немного, и мне придется тебя наказать! Я тебя прошу, оставь в покое хотя бы три герцогские семьи, недовольство остальных не так сильно скажется на лояльности дворян ко мне!..

— Нам нужна истина, Ваше Величество.

— Но не такой ценой! — качнул он головой. — Стань уже хитрее, мой друг.

— Вы лучше иных были знакомы с моим характером, когда назначали меня главой Тайного сыска, — напомнил он монарху.

Паоди нахмурился, сжав руки на подлокотниках.

— И я по-прежнему желал бы видеть обещанные документы по лаборатории Соренора…

— Никаких документов нет, Доран! Не существует их!

Он удержал нейтральное выражение лица — Дорану не нравились затеянные императором игры.

— И ради безопасности империи они не появятся?

— Если их нет, то и появляться нечему, — отрезал Паоди и поднялся.

Доран так разозлился и погрузился в мысли, что очнулся от мягкого прикосновения женской руки, вернувшего его в комнату с камином:

— И зачем ты мне пульс меришь?

— Ты еще болен. Лекарь велел тебе соблюдать постельный режим неделю…

— Сейчас даже смерть не заставит меня отлучиться со службы, — неудачно пошутил он, ощущая привычную усталость, домашней кошкой опустившуюся на плечи.

— Неужели в городе всё так плохо?

— Ты ничего не слышала? Ни о туманных чудовищах, ни об убийствах девушек?

— Меня мало волновали слухи. Не до них, когда собственная судьба неизвестна.

— Сколько же тебе пришлось пережить?.. — философски спросил он и поднял девушку и усадил к себе на колени, обнял легонько, а она опустила голову ему на