– Еще бы! Может ли идти об этом спор? Я с удовольствием дам согласие на такой вояж. Вы же понимаете, что, не говоря о прочем, это даст мне возможность хоть на время вырваться из этих проклятых стен.

– Я не сомневался в таком ответе, принц. Однако для этого следует получить разрешение губернатора города, а прежде этого – епископа.

Людовик поморщился:

– Губернатор – англичанин. Вообразите, аббат, чего мне будет стоить просить его сделать такое одолжение.

– Но Церковь сильнее светской власти, ваше высочество, не забывайте об этом. Получив дозволение епископа, губернатору останется только согласиться. В противном случае епископ может пожаловаться королю Эдуарду, который относится к заложнику вполне доброжелательно.

– Что ж, в таком случае надо обратиться к епископу. Но здесь не обойтись без посредников, ведь прелат не захочет появляться в моих апартаментах, а меня отсюда не выпустят. Словом, дело затянется.

– Вам не стоит беспокоиться, принц, это предприятие ляжет на мои плечи.

– Ага, вот и хорошо! – обрадовался узник. – Уверен, епископ даст согласие. Наконец хоть на один день я покину свою клетку.

Аббат решил раскрыть карты. Ему хотелось узнать, можно ли надеяться, что сын Жана II окажется в их лагере. И он вкрадчиво ввернул:

– Епископ тем более даст согласие, что получил на это приказ короля.

– Какого? – насторожился молодой герцог.

– Короля Жана, вашего отца.

– Что?! – выкрикнул Людовик и с кулаками двинулся на аббата, стоявшего у стола. – Так вы, значит, пришли ко мне по просьбе моего отца, этого глупого тирана, которого мне осталось лишь ненавидеть! И вы полагаете, я возьму из его рук подачку, которую он вздумал мне кинуть? Не выйдет! – Принц нервно забегал туда-сюда. – Он засадил меня в клетку, в которую сам же угодил по своей глупости, а теперь бросает мне, как голодной собаке, кость! Пусть подавится ею! Я никуда не поеду и останусь здесь, слышите, аббат? И никакие ваши уговоры не заставят меня изменить решение.

Теперь стало ясно, что на Людовика можно положиться. Весу добавляло еще и то, что отец – лишняя ступень к трону; весь вид его сына говорил об этом. Однако Ла Гранж понял, что поторопился: сказать об этом следовало не здесь, а в Булони. Теперь надо было исправлять ошибку. У него был сильный козырь, но пока есть масть, он, как хороший игрок, решил приберечь его.

– Вы меня очень огорчили своим отказом, сын мой, – скорбным голосом промолвил он, придав лицу соответствующее выражение.

Герцог Анжуйский бросил на него взгляд, полный презрения:

– Потому что вы получили от короля приказ?

Аббат, вздохнув, удрученно развел руками:

– Богородица будет недовольна, ведь я пообещал ей, что приведу вас в собор, где мы вместе прочтем молитвы во славу ее матери и Сына.

– Нет! – отрезал Людовик, останавливаясь и снова начиная бегать по комнате, швыряя направо и налево стулья.

– Что же я отвечу королю? – продолжал скулить Ла Гранж. – Что я совсем уже никуда не годный служитель Господа, коли не смог уговорить вас на поклонение матери Его?

– Я вас ни в чем не виню. – Остановившись у окна, узник обернулся. – Поручение выполнено, чего же вам еще? А уж это мое дело – соглашаться или нет.

– Но ведь вы сами говорили, что мечтаете хотя бы на день вырваться из клетки…

– Я не приму милостыню из рук короля! – донеслось от окна.

Аббат сделал последнюю попытку воздействовать на религиозное сознание прихожанина:

– А если вас попросит епископ?

– Я пошлю его ко всем чертям! Я выброшу его митру в окно, и он побежит за ней, избавив меня от своего присутствия.

Настал черед единственной оставшейся у аббата карты – козыря. Другого выхода не оставалось.

– А если я вам скажу, что просьба эта исходит не только от отца, но и… от супруги?

Людовик, безучастно глядевший в окно, стремительно обернулся.

– Моей супруги?.. – Он быстрым шагом направился к гостю, встал рядом, вперив в него полный радости взгляд. – Вы ее видели, аббат? Когда? Вы говорили с ней? О чем? Обо мне? И она просила вас… Она хочет, чтобы мы с ней увиделись в Булони? Так? Да отвечайте же, черт вас возьми, что вы молчите, как еретик перед судом инквизиции!

– Все именно так, как вы сказали, принц, – не мог не вздохнуть с облегчением Ла Гранж. – И она будет ждать вас. Ведь вы так долго не виделись, правда?

– Целую вечность!

– И еще она просила передать вам…

– Просила передать… Что же?! – Не владея собой, молодой герцог схватил аббата за грудки. – Говорите, черт побери, святой отец, не то я душу из вас вытрясу!

Ла Гранж позволил себе улыбнуться: то, что происходило, вполне отвечало его намерениям.

– Она сказала, что любит вас больше жизни, так что, если вы не придете, ей будет очень больно.

Принц отпустил его и смотрел не мигая.

– Мадам герцогине, полагаю, будет так плохо, что я опасаюсь, как бы она не наложила на себя руки…

– Что?! Да вы в своем уме, милейший?

– Да ведь ваша супруга только и твердит мне, что о своей любви. Как же ей не отчаяться, если ваш отказ от встречи она расценит как ваше угасшее чувство к ней… а ведь она так молода и полюбила, надо полагать, впервые в жизни.

– Черт бы вас побрал! – вскричал Людовик, снова начиная энергично шагать от стены к стене. – Будь моя воля, аббат, клянусь рукой Моисея, потопившего египтян, я бы вас повесил! Вот уже сколько времени мы с вами толчем воду в ступе, и вы только сейчас соизволили вспомнить о том, о чем надо было сказать в самом начале! У вас что, камень вместо сердца? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Воистину, всех церковников лепили из одного теста! Вместо души у вас Моисеевы скрижали, а вместо сердец – своды пещеры, укрывшей мать Иоанна Крестителя.

– Так вы, как я понимаю, согласны? – робко спросил Ла Гранж.

– Что? Согласен ли я? И вы еще спрашиваете, разрази вас гром! Нет, положительно, я забыл упомянуть о головах; они у святых отцов там, откуда у всех остальных людей растут ноги. Что вы смотрите на меня, будто я наконец-то вернул вам долг в тысячу экю? Бегите скорее к епископу, а потом возвращайтесь сюда! Получив позволение, мы выезжаем в Булонь рано утром двадцать второго июля. Ну, что вы стоите на месте, как гвоздями прибитый?!

Но аббату – хоть тресни! – захотелось еще раз понаблюдать за