В первый раз они сидели рядом в комнате переговоров, одни, и Джудит показывала ему принесенные с собой образцы канцелярских товаров, но Джеймс сказал, что окончательное решение должен будет принять его начальник, который сейчас уехал и должен был вернуться только на следующей неделе. Джудит сидела очень близко к нему. Она прикоснулась ему к руке. Джеймс спросил у нее, почему она занялась торговлей. Джудит ответила, что ей очень нравится ее работа, нравится встречаться с новыми людьми, а зарплата хорошая. Затем она сказала, что ей нравится его голос, как она его назвала, «с хрипотцой», а Джеймс не стал ей говорить, что у него повреждены голосовые связки.

Джудит сказала, что живет недалеко от Уорика, но остановилась здесь в гостинице, и предложила вечером встретиться и что-нибудь выпить, и почему-то Джеймс согласился. Он сам не мог сказать, как так получилось; он об этом не думал. Его смена заканчивалась в три часа дня, и он отправился в гостиницу; домой он вернулся в девять вечера, а Мари ушла к подруге. Джеймс сидел у окна, на пятом этаже, и смотрел на огни, не в силах поверить в то, что произошло. У него не было времени, чтобы почувствовать себя виноватым или испугаться. Он пребывал в мечтательном недоумении. Красивая молодая женщина посмотрела на него так, без чувства жалости или насмешки, в ее взгляде только вожделение. Ни одна женщина еще не относилась к нему как к мужчине, внушающем подобное чувство. Это было похоже на галлюцинацию. Джеймсу казалось, что на самом деле ничего этого не было, абсолютно ничего, потому что такое с ним просто не могло случиться.

И тем не менее он снова был вместе с Джудит.

– На ночь я остаться не могу. Я должен вернуться домой.

– Я думала, ты останешься на всю ночь.

– Извини, не могу.

– Ну тогда хотя бы выпей со мной вина, хорошо? – сказала Джудит, и он кивнул; она встала с кровати, обнаженная, и налила два бокала вина, после чего подошла к Джеймсу, и его лицо оказалось на уровне ее груди.

– У вас есть дети? – спросила Джудит, передавая ему бокал.

Джеймс был знаком с Мари четыре месяца, прежде чем они легли в кровать. Они поженились через четыре месяца после этого. Джудит ничего не знала о нем. Но она погладила его по голове и провела рукой ему по затылку так, будто знала о нем все.

– Нет, детей у нас нет, – сказал Джеймс. Пальцы Джудит были нежные и теплые. У него затвердел член, и он подумал: «О господи, ты красивая, какая же ты красивая!», а затем: «Что я делаю?»

– Вы не пробовали их завести?

– Пробовали. Просто у нас ничего не получилось. В молодости я болел, и это сделало меня… понимаешь… – Джеймс залпом выпил вино, и болезненные мысли умерли; он отчетливо ощутил близость обнаженного тела Джудит. Быстро допив вино, та перелезла через него и улеглась на своей половине кровати.

– Извини, – сказала она. – Из тебя получился бы замечательный отец.

– Но зато я замечательный дядя, – сказал Джеймс. Он действительно был замечательным дядей. Всего племянников и племянниц было семеро. Джеймс нарисовал акварелью портреты всех их; он помнил, когда у кого день рождения, помнил, у кого в субботу футбол, а у кого танцы. Джеймс сажал их себе на колени, ощущая тяжесть их тел. Они обвивали его за шею, и он ощущал тепло их рук. Это было что-то. По крайней мере, это было хоть что-то.

Засунув руку под простыню, Джудит нащупала его.

Потом Джеймс встал с кровати, пошел в туалет и уселся на унитаз. В зеркале он увидел мужчину средних лет, того же самого, который смотрел на него из зеркала утром. И как могло быть так, что он по-прежнему выглядел так же? Джеймс потерялся; он не понимал, что происходит; не верил самому себе. Ну как мужчина может любить свою жену и в то же время полностью забывать ее? Полностью забываться сам?

Часы показывали время. Скоро нужно будет возвращаться домой. Это были часы отца. Раньше они принадлежали отцу Джеймса. Несколько месяцев назад они стали его часами. Ему потребовалось несколько недель на то, чтобы научиться самостоятельно застегивать ремешок. У него дрожали пальцы; он был готов залиться слезами. Мари застегивала ему ремешок, говорила, что отец был бы рад тому, что сын носит его часы. Она вспоминала то Рождество, когда отец Джеймса, взяв на себя индейку, перепутал фунты и килограммы, и Джеймс рассмеялся при воспоминании об огромной птице, которой хватило бы на двенадцать человек, которую мать никак не могла запихнуть в духовку. И Мари сказала: «Ну вот, ты смеешься, это гораздо лучше слез». И еще она сказала: «Отец очень тебя любил».

На полке у двери туалета лежали сложенные полотенца, и Джеймс обмотал одно вокруг пояса.

– Пожалуй, мне все же лучше уйти, – сказал он вслух, прежде чем вернуться в спальню, сомневаясь в своей решимости, сомневаясь в себе.

Джудит сидела на краешке кровати, натянув трусики, но без бюстгальтера. Она надевала сережки с топазами.

– Мне бы хотелось, чтобы ты остался.

Джеймс стоял потупившись.

– Знаю. Извини.

– А в следующий раз ты останешься?

– Не знаю. Это все трудно.

– А ты постарайся. – Встав, Джудит обняла его за шею, и ее волосы скользнули ему по щеке и подбородку, а обнаженные груди прижались к его телу. Она взяла его руку и положила ее себе на талию. – Ну пожалуйста! – сказала Джудит тем же самым голосом, которым говорила в постели: «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!»

Джеймс обнял ее, но посмотрел ей через плечо в поисках своей одежды, увидел ее на стуле у окна. Одежда была аккуратно сложена, ботинки стояли под стулом, свернутые носки лежали в них. Прижавшись к нему промежностью, Джудит поводила телом из стороны в сторону, однако теперь Джеймс испытал один только ужас. Джудит поцеловала его в щеку, попыталась поцеловать в губы, однако он отвернулся.

– Извини, – сказал он. – Я не могу. Не могу остаться. Я лучше пойду.

Джудит не унималась. Она провела губами Джеймсу по щеке к уху.

– У меня есть сын, – сказала она так, словно это было предложением.

– Сын?

Джудит кивнула, снова скользнув по нему своими волосами.

– Его зовут Себастьян.

– У меня есть племянник Себастьян. Ему семь лет, – сказал Джеймс, мысленно представляя себе мальчишку, натягивающего гетры перед футбольным матчем. Представляя себя рядом с Мари на праздничном обеде по случаю дня рождения Себастьяна. Мари накладывает ему на блюдце варенье, лицо мальчишки, перепачканное мороженым, сияет радостью. Они ходили в гости на день рождения ко всем племянникам и племянницам. Вместе.

– Сегодня за ним присматривает