и обеденный стол. На столе всегда стояла коричневая жестяная банка с кофе в виде мелкого порошка. И чай с утра заваривали. За кипятком ходили к дежурным по станции — у тех был электрический чайник.

— Сейчас не надо, — ответила Сталина, — мы не скидываемся, а просто покупаем по очереди. Так что в следующий раз кофе, чай и сахар приносишь ты.

— С удовольствием, — я приветливо улыбнулась.

— Ты где живешь? Замужем? — ну, конечно, какой еще первый вопрос могли задать женщине в то время?

— Да, и дочь у меня есть. А у тебя большая семья?

— Сыну восемнадцать лет, а дочери пятнадцать. А мужа нет, он у меня был такой, — она не стала дальше описывать бывшего мужа, и так понятно, что непутевый.

«Да, каждая женщина должна понимать, что рожает в первую очередь для себя», — подумала я, но вслух этого говорить не стала. Уж женщина, в одиночку поднимающая двоих детей, знает это лучше меня.

— А сын сейчас комиссию в военкомате проходит, — помрачнела Сталина, — я так переживаю! А вдруг его в Афганистан отправят?

— Понимаю тебя, — вежливо поддержала я разговор.

— Первый год будет в учебке, — продолжала она жаловаться, — а там, говорят, сейчас дедовщина. Эх! Когда бывший муж служил, так в армию престижно было идти, и кого попало туда не брали. А потом стали брать всех подряд, и сидевших, и второгодников. И вся эта шушера начала свои порядки заводить.

— Ну, не везде же так, может, твой сын в хорошую часть попадет.

— Да, только бы попал в хорошую. А после учебки куда угодно могут отправить.

Как ни странно, после кофе меня потянуло в легкую дрему. Как раз был перерыв в расписании электричек, и пассажиров было мало.

Глаза мои сами собой закрылись, и перед внутренним взором нарисовался Дима. Он смотрел на меня своими прекрасными светлыми глазами — с нескрываемым восхищением. И все самое прекрасное, что было у меня в душе, расцветало и вспыхивало самыми яркими сверкающими узорами, тянулось к нему навстречу. Все мое естество таяло от счастья. Хотелось положить руки на его крепкие плечи и закружиться в восхитительном танце, среди ароматных летних цветов, а потом вместе приземлиться прямо на ласковый мягкий газон.

Я неосознанно протянула руки навстречу своему счастью и в тот же миг очнулась от дремы. Стоп, стоп! Я что же, готова вот так легко поплыть по воле чувственных волн? Уж не влюбилась ли я?

Я смущенно оглядела просторное помещение кассы. Кажется, никто не заметил моего состояния, все были заняты своими делами.

Однако! А что, если я и вправду влюблюсь в Диму, почувствую себя счастливой? И тогда, следуя законам подлости, высшие силы вернут меня назад, в мою привычную жизнь?

Но только чтобы законы подлости сработали, надо быть предельно искренней. И тогда меня ждет очередная драма. Влюбленная в Диму, я вернусь к Пал Санычу — представляю себе эту картину.

Я тряхнула головой, прогоняя остатки дремы, и пошла сделать себе еще одну чашку кофе.

Вдруг зазвонил городской телефон, стоявший в противоположном углу кассы. Да-да, здесь и городская связь была!

— Альбина, тебя, — удивленно протянула мне трубку Сталина.

Я подошла к аппарату.

— Альбиночка, это Нина Петровна, — услышала я в трубке. — Я ушла на больничный, и не успела сделать месячный отчет. А ты же работала старшим кассиром на Спутнике. Сделай, пожалуйста, отчет за меня. Не переживай, тебе за это доплата будет. И сегодня ты до пяти вечера освобождена от работы за кассой, поняла?

Вот те раз! А ведь я ни разу не делала такой отчет.

— Хорошо, Нина Петровна, сделаю, — пробормотала я.

— Только, пожалуйста, сегодня! — умоляюще произнесла коллега. — А то уже пятое число, сама понимаешь! Тянуть со сдачей отчета дальше нельзя!

Что ж, попробую, все равно деваться некуда. Надеюсь, посижу и разберусь. Как-нибудь он не сложнее курсовой работы. И недаром же я кандидат технических наук.

— А подскажите, где у вас бланки отчетов, — попросила я, — и где весь материал?

Нина Петровна все подробно мне объяснила, и я пошла вникать в отчет.

На самом деле он оказался очень простой. Всего лишь подбить количество проданных билетов по кассе и сумму сданных денег кассирами. Единственная его трудность заключалась в том, что надо было соблюдать аккуратность и внимательность.

Стоит ли говорить, что подготовка отчета была закончена задолго до наступления пяти часов? И все цифры сошлись с первого раза?

Вечером я шла с электрички домой, готовая ко всему. Хоть и дано было деду ценное указание не пускать никуда Вадима и не давать ему похмеляться. А все же, зная супруга Альбины, я понимала, что за всем не уследишь.

Когда я вошла в зал, Вадима там и впрямь не было. На диване сидели дед и Ритка, а в моем любимом кресле у журнального столика восседала… Олечка. На удивление трезвая. Увлеченные беседой, они даже не заметили, как я вошла.

— А где папа? — спросила я у Ритки.

Больше всего мне хотелось наехать на нее — так же, как и она на меня накануне. И начать орать что-то вроде «Ты почему его отпустила, что ты делаешь, да я знаешь, что с тобой за это сделаю!». Но не хотелось устраивать спектакль перед посторонними.

— За ним приехал дядя Андрей, и они уехали по делам, — доложила Ритка.

Я кивнула, мол, хорошо.

Хотя и непонятно, какие дела у них могут быть в выходные дни.

— А ты какими судьбами? — обратилась я к Олечке небрежно.

— Поздравить тебя пришла! — сказала она с некоторым вызовом. — Разводимся мы с Димой. Так что пляши!

— Себя поздравь, — спокойно парировала я. — Может, наконец, счастье свое встретишь.

Олечка вспыхнула, физиономия ее недовольно скривилась.

— Ты что, всю жизнь меня попрекать собираешься?

— Да! — сказала я, как отрезала. — Всю жизнь! Потому что ты этого заслуживаешь!

— Вообще-то я после развода сюда перееду, — вдруг нагло сообщила она.

— С какой это стати?

Дед тоже смотрел на нее во все глаза.

— Я была вписана в ордер на эту квартиру! — гордо поджала она губы.

— Поздравляю, —