А ее буквально через минуту увела со сцены госпожа Люси, поручив латать панталоны, стоившие по ее же словам, баснословные четыре фунта четырнадцать шиллингов.

— Это что, — сказала она, заметив удивленный взгляд девушки, — я знавала актера, который на один только плащ истратил не меньше двадцати фунтов.

— Но это несправедливо, — возмутилась Соланж, — Уиллу за целую пьесу заплатили три фунта, пять шиллингов, а какой-то актер щеголяет в плаще, стоившем в несколько раз дороже.

Госпожа Люси нахмурила брови.

— Ты никак пуританин, малец, — сказала она с неудовольствием в голосе. — Эти вечно обвиняют актеров в мотовстве и расточительстве, но мы дарим радость, и этим все сказано. Чтобы больше таких речей я не слышала!

Получив таким образом очередной нагоняй, Соланж посчитала, что стать еще хуже этот день просто не может, но не учла появление Гримма в образе лорда из Стрэнда. Она даже не сразу поверила, что это действительно он: просто екнуло сердце, когда среди лордов на сцене она разглядела знакомые… плечи. Они были шире других и… роднее ка будто.

Она спряталась за колонной и наблюдала, как беседует Кайл с остальными мужчинами. Как непринужденно, на равных держится с ними, и искренне недоумевала, как не замечала всего этого раньше: достоинства, стати даже в одежде простого наемника. Он ведь всегда был таким, будто выше на голову всех остальных, и потому казался ей выскочкой и позером. Гордецом. Но последние дни показали: Кайл совсем не такой. И то, что ей представлялось предосудительным высокомерием оказалось врожденным чувством собственного достоинства. Так несут себя только уверенные в себе, самодостаточные люди.

Интересно, где он сидел во время недавнего выступления? Видел ли, как она ходит внизу среди зрителей, утихомиривая по мере возможности дебоширов и пьяниц. Бёрбедж боялся, что, изрядно набравшись, они, чего доброго, вступят в неуместные пререкания с сидевшими на сцене изящными кавалерами, или, что еще хуже, в кулачную схватку, а тогда представление прекратится, и театр придется закрыть.

Он бледнел и краснел, предупреждая об этом перед началом театрального представления.

К счастью, обошлось без скандала, и Соланж было выдохнула: этот день подходит к концу. Но тут появился граф Саутгемптон…

Подумать только, настоящий, всамделишный граф, а она его чуть не убила…

И целовалась с ним…

И…

Как вообще такое возможно?

Все эти мысли проносились у нее в голове, пока Кайл беседовал сначала с богато разодетыми аристократами, после — с Уиллом и Бёрбеджем.

— Роб, граф зовет прогуляться с ним до реки. Пойдешь с нами? — спросил Уильям достаточно громко, чтобы другие услышали. И тише добавил, когда она подошла: — Кайл говорит, возвращаться в наш пансион небезопасно. Сказал что-то про лошадь и слежку… Ты знаешь, о чем идет речь? — Соланж кивнула, не в силах отвести глаз от беседующего с Бёрбеджем молодого мужчины.

— Да, потом расскажу, — отозвалась она. И прошептала: — Граф Саутгемптон…

— Сам удивлен, — отозвался Уилл. — Ты знала об этом?

— Видела его дом на реке, но не могла и представить, что он действительно… вот такой.

Молодой человек усмехнулся.

— Жизнь полна странных сюрпризов.

— Воистину.

Закончив беседовать с Бёрбеджем, Кайл, между тем, только вскользь взглянув на нее, направился к выходу вместе с Уиллом. Она, уязвленная этим его невниманием более, чем хотела бы показать, поплелась следом… Разумом понимала, что поведение Кайла оправдано его статусом, но сердце с подобными доводами не соглашалось.

И даже солнце, светившее прямо в глаза, не разгладило складку на ее лбу.

Они же тем временем маневрировали между мостков и канав Саутворка, заиленных и скверно смердящих после дождя, так что особого разговора не получалось, и только когда они вышли к Темзе, где зубоскалы-лодочники зазывали клиентов, Кайл обратился к Соланж.

— Как я уже и сказал, возвращаться в пансион в Доугейте небезопасно, а потому я предлагаю тебе… вам с Уиллом, — поправился он, — пожить в моем доме в Стрэнде. Там уже приготовили комнаты для гостей…

— То есть для вас, сэр, все обернулось как нельзя лучше? — деловым тоном осведомилась Соланж, прерывая его. — Снова стали собой, — она окинула взглядом его дорогую одежду, — вернулись в свой дом… Стоило ли вообще бунтовать против Эссекса? Ради чего? — Она вперила в Кайла вызывающий взгляд.

Тот, к слову сказать, не растерялся ни на секунду, все такой же серьезный ответил:

— Ради тебя… и королевы. Разве этого мало?

И то, как он это сказал, как посмотрел ей в глаза, будто желая донести много больше простых этих слов, как-то разом лишило Соланж желания воевать. Пыл унялся так же внезапно, как разгорелся…

— Хорошо, — сказала она, — мы поживем в вашем доме. — И, развернувшись, свистнула по-мальчишески, подзывая к берегу лодочника.

В таком доме, как Блэкфрайерс-хаус, Соланж никогда не жила, да что там жила — и в гостях побывать не доводилось. А тут ей целую комнату отвели, да еще с огромной кроватью под балдахином и гобеленами на стенах. Тот самый Катберт, старый слуга, что встретил их в доме в прошлую ночь, теперь провел ее в комнату и указал на исходившую паром лохань.

— Хозяин велел передать, чтобы, как только вы примете ванну и переоденетесь, приходили в библиотеку. Он будет ждать вас!

— Благодарю, Катберт. — Старик замялся, не решаясь что-то сказать, и Соланж вскинула брови: — Что-то еще?

— Хозяин… эм… велел дать вам это, — выпалил тот, указав на разложенное на кровати красивое платье.

Сама Соланж в своей неказистой одежде простого мальчишки, наверное, вызывала у старика сотню вопросов, но он тактично придерживал их при себе. И за это она была благодарна.

— Красивое. — Она провела по материи пальцами.

— Травчатая парча, — услужливо подсказал Катберт. — Тканая золотом и серебром. Миледи любила подобные ткани!

— Миледи Саутгемптон? — с интересом спросила Соланж. — Мать графа?

— Да, сэр… то есть мадам… — смутился старик.

Девушка улыбнулась.

— Зовите меня просто Соланж. И спасибо за ванну и платье!

— Благодарите господина графа, это он распорядился обо всем необходимом для вас. — Щеки Соланж против воли зарделись, в груди сделалось жарко. — Мне прислать горничную, или вы справитесь сами?

— Сама, Катберт.

— Граф так и сказал.

Слуга вышел, а Соланж, скинув вещи, с блаженством залезла в горячую воду. После вынужденного купания в Темзе пахнущая розовой эссенцией вода в ванне показалась девушке верхом блаженства. Расслабившись, она, кажется, задремала, избавляясь от нервного напряжения последних нескольких дней. Проснулась уже в чуть теплой воде и, торопливо помывшись, начала одеваться. К слову, такие замысловатые вещи Соланж прежде тоже не приходилось носить и, когда дошла очередь до верхнего платья, она почти собиралась плюнуть