лучше. Спрошу снова: зачем вы пытались нас задержать?

Она угрюмо уставилась исподлобья:

– Разве скука и одиночество – недостаточные причины?

– Для женщины, которая старше моего мастера? Которая создала всё это? – усмехнулся Итасэ. – Если бы вы пожелали, то собрали столько учеников, сколько может вместить долина. И основали бы свой собственный клан, где вас славили бы как прекраснейшую и мудрейшую. Но вы здесь, глубоко в горах, одна… и настоящая, – тихо добавил он, и в этот момент почему-то посмотрел не на измождённую временем женщину перед собой, а на океан, над которым парили птицы.

Старуха обернулась, проследив за его взглядом.

– Да, – задумчиво произнесла она. – Пожалуй, ты понимаешь, что важно. Кто ты такой?

– Мечта одного поэтически настроенного мастера о сыне, – склонил голову к плечу Итасэ. – Или, может быть, о себе самом, только лучше и правильнее.

– Каждый ученик может сказать о себе подобное, – резко ответила старуха. – А мне нужна правда.

– Итасэ Ран, подмастерье Ригуми Шаа из ложи овеществляющих ничто.

– Ригуми Шаа… Не помню такого мальчишки, – поджала губы она. – Наверное, он позже пришёл. Я отвечу на твой вопрос, но сперва скажи: ты ведёшь их за океан?

Кого «их» – уточнять не потребовалось. Я зябко передёрнула плечами и, уже не скрываясь, сделала шаг назад, спиной прижимаясь к Тейту. В словах старухи было двойное дно; кажется, зла она нам не желала, но и отпускать не хотела… почему?

– На материк смерти нельзя никого увести, каждый сам принимает решение, – уклончиво ответил Итасэ, однако почти сразу добавил, смягчаясь: – Скорее, наоборот. Мы идём вглубь гор, ищем кое-кого. И собираемся вернуться в Лагон как можно скорее.

Хозяйка долины, похоже, не слишком-то поверила ему; от неё веяло состраданием и одновременно – разъедающей злостью, и если первое чувство относилось к нам, то второе – к кому-то сильному и недосягаемому. Неужели к мастеру Лагона?

Приятно знать, что не всем нравится этот синий инкуб. Интересно только, что он ей такого сделал.

– Дело твоё, – проскрипела старуха и, отвернувшись, шагнула к побережью. – Сколько вас таких было, глупых. Наслушаетесь дурных советов… Я такая же была. Одной из первых ушла за океан, да вот не дошла. К счастью, – вздохнула она протяжно, сжимая и разжимая изуродованную руку. – С годами их становилось больше, тех, кто исчезал за океаном. А этому властолюбивому мерзавцу, – старуха стиснула кулак, и суставы хрупнули, – всё мало. Он посылает новых и новых. Что ж, время расплаты близко. Потому что они стали возвращаться. Те, другие, более сильные, чем я. Те, кто дошёл до конца.

– Она говорит правду, – произнёс вдруг Тейт ясным, удивлённым голосом. – Трикси, помнишь, я хотел послушать путешественника? Ну, до того, как вся эта ерунда с Лиорой началась, – неопределённо крутанул он запястьем. – Так вот, я послушал. И он, точнее, она, путешественница, говорила, что на островах встречала женщину. И та женщина, ну, сказала, что она вернулась оттуда. Из-за океана.

– Женщина? – с непонятной, тянуще-болезненной надеждой откликнулся Соул, на мгновение упустив Орсу.

– Из-за океана? – с восторгом взвыла девчонка, вытягиваясь на мысках. – Хочу!

– Путешественница? – несколько разочарованно вздохнул Лао. – Надо было послушать. Люблю хорошие истории.

– Да не знаю я больше ничего, – буркнул Тейт, оказавшись под прицелом любопытных взглядов. Только Итасэ сохранял видимость безразличия, но и ему было досадно, что он ничего не слышал о людях, побывавших за океаном. – Успеем – вернёмся в Лагон и застанем ещё её… Или вообще махнём на острова, где эту женщину видели, ну. Но сначала – дела, – и он решительно хлопнул меня по плечу.

– Действительно, – ровно произнёс Итасэ и снова повернулся к хозяйке долины. – Я благодарю вас за то, что вы позволили мне увидеть ваше искусство. Надеюсь однажды вернуться сюда вновь.

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Дивный образчик дипломатии. Иными словами, «Мы не сердимся, но нам, пожалуй, пора. Давайте разойдёмся мирно».

– А я рада была увидеть твоё искусство, молодой подмастерье, – неохотно ответила старуха, опускаясь на песок у корней жутковатого дерева. Нахлынула волна, промочив её широкие рукава – и с шипением откатилась. – Но позволь сказать на прощание: Лагон – не единственное место, где можно жить. И не лучшее. Вы уходите из моего лабиринта – и погружаетесь в иной, откуда выхода уже нет.

Итасэ, казалось, не собирался отвечать. Но, когда мы все уже очутились в туннеле, вдруг сбежал вниз на несколько ступеней и выглянул в пещеру. Влажный океанский ветер разметал его волосы и подхватил край шарфа – как хвост у воздушного змея.

– Позвольте тогда сказать и мне: мастер Лагона не забывает своих учеников, никогда. Никаких, слышите?

Старуха ничего не ответила, но свет, исходящий из пещеры, немного померк.

Когда мы выбрались наружу, в долине шёл дождь, тёплый и солоноватый.

Глава 11

Изнанка

Освящённая временем последовательность действий и слов, которая теоретически должна приводить к определённым результатам. К сожалению, в действительности чаще приводит к проблемам.

Из свитка «Загадки Лагона»

Эрнан дремал на арене, подложив руку под затылок, и курил здоровенную пиратскую сигару. Клубы дыма поднимались высоко под купол цирка и там смешивались с облаками.

Всё это ужасно напоминало сюрреалистический сон, но, к счастью, сном в полном смысле слова не являлось. Однако и бодрствованием назвать это было нельзя; мы зависли в том полуреальном пространстве, которое возникает, когда соприкасаются разумы сильных псиоников, и никто не хочет – или не может – впускать другого на свою территорию. Казалось, что время здесь замерло; опасная иллюзия, ведь в действительности оно продолжало идти.

Я ощущала смутное беспокойство. Возможно, потому что снаружи разразилась очередная маленькая лагонская катастрофа, или из-за странного облика, который принял Эрнан… Точнее, из-за новообретённых дядиных привычек.

Клуб дыма вздулся парусом – и накрыл меня.

Тепло.

– Успокаивающий ритуал. – Эрнан крутанул сигару пальцами, как автоматический карандаш. – Всё хочу попробовать наяву, но боюсь привыкнуть. Придётся тогда обращаться к Дейдре, а она не упустит случая сделать из меня подопытного кролика. Ты к этому как относишься, кстати?

– К курению или маминым опытам?

– К тому, чтобы стать лабораторным материалом.

– Как сказать, – вздохнула я. Сигара Эрнана отчего-то пахла горьким шоколадом, да так сильно, что под ложечкой тянуло. – Я ещё до рождения была главным маминым экспериментом. Она диссертацию защитила по биокинетическим влияниям на эмбрион в ранней стадии развития.

– И не одну. Может, это и объясняет, почему у тебя такая гибкая психика, – заключил дядя парадоксально. – На твоём месте я бы не смог настолько спокойно принять то, что мной манипулируют.

Тут