Шрифт:
Закладка:
Мне подсказывали дворники, неторопливые и ответственные, основательные и все, как один, немолодые мужики. То тот, то этот видел почтальона, так они давали мне наводку на примерное его расположение.
В итоге хмурое невыспавшееся лицо Стаса, которого я ловил, приблизительно представляя географию его работы, показалось из дверного проёма очередного подъезда.
Поймать почтальона оказалось довольно трудоёмким занятием.
— Стас, можно тебя на минутку?
— Телеграмм сегодня нет, телеграфист в запое… в загуле… в отгуле.
— Да я не про это. Стой же ты!
Остановить быстроногого почтальона оказалось так же сложно, как отыскать.
— А… Аркадий Ефремович? — наконец он меня узнал и притормозил.
— Ефимович.
— А что Вам нужно? Конвертов на Кавказ от фискальщиков больше пока не было.
Тем не менее он присел на лавочку и пристроив сумку рядом, дал возможность с собой поговорить.
— Мне нужен совет. Консультация, короткая.
— Ну, у меня столько дел, столько дел.
— Плачу десять рублей за экспертное мнение.
Он кивнул с деланным равнодушием, но в глазах его загорелся интерес.
— Смотрите. Мы на ты или на Вы? Вот копии документов об отправлении из Москвы в Кустовой судебных материалов. Сможете сказать, что не так?
Я извлёк листы из папки с мещеряковским делом и дал ему.
Стас ухитрился за эти несколько секунд закурить, так что теперь он орудовал одной рукой, а другой держал модную тонкую сигаретку.
— Ну, для начала, документов у Вас два вида, реестр почтовых отправлений и уведомления.
— И?
— Нет чеков, а чеки дают, тем более в Москве. Дальше, могу точно утверждать, что эти уведомления не попадали в Кустовой.
— По каким признакам это видно?
— Вот штемпель принимающего отделения в Москве.
— Так, — одобряюще кивнул я.
— А вот тут, рядом должен быть уже «Москва-Сортировка». Его нет. Ну, допустим, забыли. Бывает. Дальше массив писем идёт на юга, к нам все конверты попадают через Ставрополь.
— А почему именно такая логистика?
— Да шут его знает, просто так сложилось, начальства решили. Это я к тому, что ставропольского штампа также нет. Наши на судебных конвертах ставят штамп «судебное», его тоже нет, как нет штампа «Кустовой-Центральное» и штампа отделения, который якобы принимал и выдал конверт адресату. Вот и видно, что штампы поставили в Москве, но не все.
— А это точно?
— Штампы — это история письма, другого способа учёта у нас нет. Один раз штамп могли забыть поставить. Человеческий фактор. Но столько много… Нет, это какая-то туфта. Гони мой червонец.
— Мне нужна справка от почтовой службы Кустового, что они не подтверждают, что через них проходил такой конверт. То есть, отправление фиктивное.
— Аркадий Ефремович…
— Ефимович.
— Как скажете. Ну, где я и где справка?
— Согласен, уровень полномочий — это аргумент, — я передал ему заранее подготовленную купюру. — Но подскажите, кто может такую справку дать?
— Начальник отделения, через который якобы пришёл конверт может. Или республиканское почтовое управление.
— Отведешь меня к нему, к начальнику?
— Нет, нельзя, такое строго-настрого запрещено.
— Ещё десять рублей дам.
— Пошли, чего стоять?
За десять рублей, они показались Стасу (который, по словам Тайлера, любил играть в карты на деньги, но не был особо везучим) самыми лёгкими деньгами в его жизни, я добился желаемого. Ведь он просто отвел меня на соседнюю улицу, в почтовое отделение, провёл в рабочее помещение и даже договорился с неким Николаем Никаноровичем о выдаче такой справки.
Оказывается, у них есть такая форма — справка «проверка отправления» и выдаёт их начальник отделения. А разговоривать было, нельзя, запрещено!
Я показал корочку адвоката, Никанорович разочаровано засопел, но принялся изучать мои судебные документы.
— Ну да, Стасик, — к тому времени шустрый почтальон ушёл, — прав. Я могу проверить по журналам на эти даты, но и так скажу, у нас таких конвертов не было. Это липа. Туфта, как говорят в нашем городе. В Москве поставили штампы, будто всё приходило, уходило.
— Поставили штемпели с разными датами?
— Календарный штемпель — это штука, которая настраивается вручную. При желании можно хоть будущий год поставить, — наставительно пояснил начальник отделения, хотя, в целом, я понимал это и раньше. — Приходите к концу недели, господин хороший, подготовлю Вам справку. Сразу на все сомнительные отправления, то есть одну справку. По тексту я пишу, что таких-то отправлений через нас не проходило, мол, опровергаем, никого ни в чём не обвиняем. Но это всё ошибка и некорректные документы.
— Надо быстрее.
— Надо! Голубчик, а мне надо двух почтальонов в штат, да никто не идёт, никак не смогу быстрее, — намекающее усмехнулся он.
— Пятьдесят рублей, — уверенно, но негромко сказал я.
Никанорович в очередной раз засопел, теперь с явным удовлетворением.
— Ладно, чего бы не помочь человеку, раз его в чём-то обвиняют? Сходите, покурите минут пятнадцать, будет Вам справка, раз уж так срочно надо.
…
Есть во многих городах такое заведение, как машбюро. Машинописное. Это я не от природы такой умный, это мне рассказали.
Нужно человеку письмо или документ какой-то составить, он идёт в машбюро и ему там печатают такой документ. Работники в заведении называются тапёрами, так же называют тех, кто в дешёвых ресторанах насилует рояль, чтобы создать фоновую звуковую обстановку. В последнее время тапёров из предприятий общепита стали понемногу вытеснять музыкальные аппараты из Берлина, Череповца и Чикаго.
Выходит, тапёр — это тот, кто буквально бьёт по клавишам, «тапает» как геймеры из моего прошлого мира. Работают здесь в этой сфере всё больше женщины, но есть и мужчины.
Я в таком заведении был впервые.
Курящая сигарету на длинном, слегка погрызенном мундштуке, сделанном из кости монстра, тётка неопределённого возраста всего за семьдесят пять копеек набрала мне два экземпляра ходатайства в суд, попросту набрав текст из моего же черновика.
Мне понравилось это шумное и покуренное заведение!
Тётке было плевать на меня, на банк, на текст, на банк и Мещерякова. Она просто набирала текст с невероятной даже для эры компьютеров и клавиатур скоростью и выдавала мне листы на проверку, единым жестом поправляя мундштук и отправляя меня в кассу оплачивать работу.
С настроением человека, который только что сделал такую капитальную пакость и диверсию, по ощущениям — в одиночку остановил целый вражеский железнодорожный состав, эдакий
