Да и то, что мы случайно обнаружили внутри особняка, никого не порадовало. Если бы еще знать наверняка, что это. Запертые комнаты на втором этаже были оплетены тонкой серебристой паутинкой, а спальня моей сестры и вовсе казалась логовом некоего зверя. Здесь все покрывала мерцающая белая пленка, хрупкая, как крылья бабочки. Бабушка и Призрак обменивались озадаченными взглядами и молчали, исследуя комнаты одну за другой. Может, там обитало то существо с крыльями? Голем? Сколько же он пробыл тут? По моей коже до сих пор бегают мурашки.

Призрак всю ночь просидел на моем подоконнике – когда я распахнула окно, чтобы впустить свежий воздух, то ненароком впустила и его. Он ловко забрался на второй этаж и всю ночь охранял мой сон, устремив взгляд вдаль. «О чем же он думает?» – сонно вопрошала я себя, вновь и вновь опрокидываясь в туман грез.

Мне снились крылатые твари, серебристые глаза, полные жгучей ненависти, руки Призрака в красных прожилках, которые ласково касались моей кожи… Наутро мне было стыдно смотреть ему в глаза, и я по привычке ссутулилась и опустила голову. Так спокойнее. Так меня как будто… нет.

Как я ни уговаривала бабушку, но покинуть королевство она наотрез отказывается. Дед, судя по его виду, смылся бы отсюда давным-давно, но теперь он от бабушки ни шагу ногой. А я рада знать, что она не одна.

От отца вестей нет. Не знаю, что у бабушки за способы связаться с ним, но она явно обеспокоена. А вместе с ней и я. Все мы хмуро прощаемся, бабушка обещает беречь себя, а Мадьес ее. С Призраком дед то и дело болтает о травах, зельях, примочках и защитных укреплениях из прутиков вербы. А мне не верится, что в растениях в самом деле скрыта такая сила, какую на нее возлагают. Хотя если вспомнить омерзеллу… До сих пор я с опаской отношусь ко всяческой растительности. В большинстве своем, если не говорить о некоторых особо хищных видах, цветы, травинки, стебельки – все они слишком слабы и хрупки. Они так быстро погибают.

Камни, напротив, могут жить вечно.

Среди нас лишь один довольный человек. Бено улыбается до ушей, не выпуская из рук силоцвета. Вертит его в руках, не отводя взгляда от изумрудных глубин. В какой-то момент мне становится страшно, что тот, кто сидел внутри камня, завладел его разумом. Правда, если уж честно, возможно, изумрудный паренек мне понравился бы больше, чем королевский советник.

Но вот Бено переводит на меня взгляд, и я понимаю, что никто им не завладел. Все тот же хитрый прищур и обольстительная улыбка на губах. Я отворачиваюсь от него и утыкаюсь носом в грудь Призрака. Не думала, что он стоит так близко. Он снова предстал седовласым лордом, телохранителем советника, а от его бутафорского наряда мне хочется рассмеяться.

От бабушки я забрала самое для себя ценное – книгу. Я замотала ее в льняную ткань вместе с маминым платьем, которое отлично подходит к предстоящему фестивалю. Вижу, что бабушка отпускала меня нехотя, но будто не могла поступить иначе. Она обещала мне все рассказать подробнее при следующей нашей встрече, говорила, что ей нужно время подумать.

Склонившись к моему уху, она вдруг прошептала, как если бы прощаясь навсегда: «Ирис, найди то, что украла Сирин. Иначе не будет нам жизни».

Но я знаю, что ответ у меня есть – он лишь спрятан глубоко в памяти. Вот только как выудить его оттуда?

Во дворце утром пустынно, жизнь там закипает к полудню, но вот в саду неожиданно маячит знакомая фигурка, в которой я узнаю Витрицию.

– Ирис! – бросается она ко мне. За ней скачет троица круглых белоснежных самоедов, ее верных спутников. – Куда же ты запропастилась! Я не думала, что ты останешься у бабушки с ночевкой. Бено? – Она окидывает недоуменным взглядом советника, но тот, коротко кивнув, скрывается за фигурными деревьями сада. Наверняка он уже несется в тайник, чтобы опробовать силу своего камушка. – А это кто с вами?

Лорд-Призрак проявляет несвойственные ему манеры. Кланяется принцессе, целует ей ручку. Витриция щурится, окидывая его взглядом круглых зеленых глаз.

– Мне кажется, я уже где-то видела вас… – произносит она, задерживая свою руку в ладони лорда непростительно долго. Неужели она правда не узнала его? Конечно, тогда шел ливень и поднялась жуткая суета, но его… его невозможно забыть. Серо-лунные глаза поражают тебя насмерть, как кинжалы.

– Все возможно, моя принцесса.

Мне приходится отвести взгляд от этой тошнотворно-приторной картины «Принцесса и ее рыцарь».

– Если позволите, Ваше Высочество, я бы хотела пойти к себе.

– Конечно, Ирис. Я просто желала убедиться, что ты в целости и сохранности, – отвечает Витриция, демонстрируя Призраку самую очаровательную улыбку из своего арсенала. – И кстати, пришло время готовиться к фестивалю. Сегодня Ночь Туманов, а процессия выйдет из замка перед началом сумерек. Но ты это и так все знаешь.

Как же! Можно подумать, меня только и интересуют ваши фестивали, цветочки и ленточки!

Фыркнув, я ухожу от этой парочки. Раз Лорд-Призрак такой ловкач, пусть все ей и объясняет сам. Я тут вообще ни при чем. Принцессы, королевства, проблески, пророчества… Разве меня это должно волновать? Мне бы собрать воедино осколки своей жизни и понять, кто я на самом деле. Что случилось с моей матерью? Где мой отец? И где мое место в этом мире?

Оказавшись в спальне, решаю примерить мамино пестрое платье. Снимаю черные одежды и облачаюсь в искристый наряд, будто сотканный из разноцветных шелковых лоскутков. Плечи оголены, шея тоже. Мне сперва неуютно, платье слишком открытое. Юбка тюльпаном расходится книзу, переливаясь всевозможными цветами – бледно-розовым, лиловым, голубым, золотистым, красным. Платье соткано бабушкой, ее Топазом Коломбины. Оно и само – наряд озорной Коломбины. Когда-то его носила мама… Какой она была? Что это платье может рассказать о ней?

Я прохаживаюсь по комнате, внимая шуршанию юбок, но они ничего не поведают мне о матери. Да и как можно ждать чего-то от платья? Провожу ладонями по нежнейшей ткани, поражаясь самому ее существованию. Она даже не мнется! И будто бы светится изнутри.

Я вдруг нащупываю прорези по бокам и с интересом понимаю, что у платья есть карманы. Просовываю руку в левый карман и достаю оттуда черную маску. Затем в правый. Ладони касается нечто тонкое и хрупкое.

Бумага.

В следующую секунду я, жадно вцепившись в лист бумаги, читаю письмо. Оно адресовано мне, в этом нет сомнений!