городской комсомолией в тридцатых годах. Где она теперь, шумная братва Смолянки, готовая на все, чтобы только подымалась свободная страна. Его сверстники застали купцов и лавочников, хозяев шахт и жандармов. После гражданской войны они смотрели сияющими глазами на своих отцов, которые возрождали раз-рушенные заводы и шахты, учили огольцов, как нужно работать. А те вытягивались и становились похожими на тонконогие топольки и клены.

Справа кто-то крикнул:

— Саша! Шведов!

У пруда стоял худой мужчина. Шведов приложил палец к губам. Они пошли навстречу друг другу.

— Ваня! Какими судьбами?.. Давай уйдем отсюда.

— У меня здесь дети купаются.

— Забирай их.

Бобырев позвал ребят, и они пошли в посадку. Забрались под кусты. Мальчишек попросили побегать рядом.

— Живой,— выдохнул Александр Антонович.— Я от Васютина слыхал, что ты ушел в армию добровольцем.

— Он же в полиции!

— Там и слыхал. Донес на меня. И друг, мол, его Ванька Бобырев за большевиков воюет.

— Подлюка,— выругался Иван Иосифович.— Он из шахтерской дивизии дезертировал.

— Вон оно что... А ты как здесь оказался?

— Длинная история... Еле выкарабкался,— ответил Бобырев.

В сентябре сорок первого года полк особого назначения, в котором служил Бобырев, с ходу бросили в бой под Чернухино на реке Самаре. Три дня отбивали атаки немцев. На четвертый сзади из тумана выползли танки со свастикой. Бойцы заняли круговую оборону. От разрывов бомб и снарядов земля подымалась на дыбы. Бобырев оказался засыпанным мокрым черноземом. Товарищи откопали, он пришел в себя, осмотрелся и понял, что уже в плену. Их отправили в Днепропетровскую тюрьму. Во время работы на заводе он бежал. В районе Кайдаков местные подпольщики переправили через Днепр... Уже на Донетчине, возле села Алексеевки, Бобырев натолкнулся на полицая. Тот запер его в кладовой. Иван стал ему говорить, что в соседнем селе Алексеевке живет его тесть. Оказалось — и полицай оттуда, знал тестя.

— Коли так, иди к нему,— разрешил он задержанному.

В первый день сорок второго года на пороге хаты своего тестя измученный и больной Бобырев свалился без сознания. К нему бросилась жена — она пришла за-продуктами к отцу из Сталине

— Две недели провалялся в постели,— рассказывал Иван Иосифович.— Еле отходили. В родную хату привезли на больших санях. Жена со своей сестрой... Немцев у нас на поселке нет, но на улице я показываюсь недавно. Знакомый в управе помог достать справки и паспорт. Он и Тоне Карпечкиной сделал документы.

— Я с ней виделся по весне,— отозвался Шведов.— Ну что ж, откровенность за откровенность... Я здесь по заданию. У нас есть группа. Захочешь, буду рекомендовать.

Иван Бобырев сразу же включился в работу. Во время очередной встречи он сказал:

— У меня есть возможность поступить на четвертую Ливенскую. Немцы собираются пустить шахту. Постараюсь помешать этому...

После мучительных месяцев переживаний и волнений у Ивана Иосифовича появилась цель, ради которой стоило жить.

 3

Представители германского командования ликовали. На 20 июня с высочайшего разрешения коменданта города генерала Киттеля было назначено совещание в городской управе. Полетело распоряжение во все рай-онные управы и участки полиции: председателям, начальникам, их заместителям прибыть на высокое торжественное собрание.

Ровно в четырнадцать часов в зале заседания управы появились генерал Киттель, его советники доктор Шмидтгрубер и майор Норушат. Их встретили Эйхман, Шильников и Вибе, который после успешного пребывания на посту редактора «Донецкого вестника» занял должность секретаря управы.

Киттель выбросил вперед руку и пошел на сцену. Заговорил монотонно и безразлично. После нескольких фраз поворачивал голову к переводчику, и в зал летел глуховатый голос длинного белобрысого немца:

— Господин генерал-майор Киттель приветствует городского мера господина Эйхмана, меров районов, начальников полиции и всех присутствующих... Он, генерал-майор Киттель, является представителем германского командования, представителем той армии, которая сегодня начала последнее наступление на большевиков...

Затем комендант стал говорить о задачах городских и районных управ. Переводчик повторял:

— Господин генерал указывает, что городское управление и полиция должны быть друзьями народа. Господин генерал запрещает бить население и применять телесные наказания... Генерал желает, чтобы клевета и доносы прекратились. Авторитет имеет только тот, кто сам точно выполняет все приказы и безукоризненно ведет себя в частной жизни. Генерал благодарит городское управление за усилия, которые были приложены до сих Пор, и думает, что в дальнейшем будут приложены еще большие усилия и усердия для плодотворной работы горуправления на пользу государства.

Затем к рампе подошел военный советник доктор Шмидтгрубер. Он по примеру генерала приветствовал совещание. Без особого перехода заявил:

— Полиции приказано снять всякие знаки различия, носить только повязки. Это для того, чтобы не было путаницы в форме... В полиции еще недостаточно крепкая дисциплина. Был случай, когда инспектор арестовал начальника участка и донес о его неправильных действиях. Это случилось потому, что инспектор хотел сесть на место начальника...

Отнюдь не должно быть пьянства и взяточничества. При помощи ремня нельзя работать на допросах. Очень много бьют только тогда, когда чиновники ленятся работать. Избиение арестованных запрещается. С другой стороны, военное командование довольно работой полиции, в особенности борьбой ее с партизанами.

Следует создать орган для оказания помощи населению. Этот орган должен быть добровольным и располагать продуктами питания, платьем, деньгами, чтобы оказывать помощь. Сейчас нужно думать о зиме. Снабдить население углем... Самое тягостное время прошло, сейчас положение из месяца в месяц будет улучшаться. В важных случаях при острой нужде командование будет предоставлять кредит.

Шмидтгрубер повернулся к Киттелю и проговорил:

— Я закончил, господин генерал-майор.

Эйхман предоставил слово Норушату. Длинный, затянутый в мундир, с надменным лицом, выхоленный немец поднялся со стула. Заговорил неторопливо, с достоинством. Переводчик бесстрастно повторял за ним:

— Господин военный советник выражает удовлетворение, что город приведен в чистый вид. Нужно всегда содержать его в чистоте, следить за чистотой и в частных домах. Особенно за уборными... Когда господин советник приезжает в район, то по состоянию и чистоте уборных заключает о порядке в управе и полиции. Полиция регулярно должна делать обход улиц и домов.