графом была его невестка, княгиня Гагарина, крёстная г-на де Гартмана. Мы рассказали им, где мы живём, что делаем, и также всё о г-не Гурджиеве. Они попросили нас пригласить г-на Гурджиева приехать с нами в следующий раз.

Когда мы ехали на поезде домой, мы подумали: «Что же мы делаем?» Конечно же, нам нужно было передать приглашение г-ну Гурджиеву и, возможно, он бы его принял, но… когда г-н Гурджиев увидит всех этих лошадей, униформу и лакеев, которые во время обеда стоят за стулом каждого присутствующего, возможно, он скажет: «Почему эти идиоты стоят позади нас?»

Г-н де Гартман сказал: «Ладно, мы в любом случае пригласим его. Как Георгиваныч будет себя вести – это его дело. Если мы потеряем друзей, то что мы можем сделать?»

На следующей неделе мы снова получили приглашение привести г-на Гурджиева. Он пришёл с нами, и несмотря на всю церемонию приветствия, повёл себя так, будто бы он был рождён при дворе. Граф и княгиня Гагарина были им очарованы, особенно княгиня, говорившая на русском. Граф Волвиц говорил только на немецком, и ему нужно было переводить слова г-на Гурджиева. После обеда г-н Гурджиев уехал домой, а мы остались на неделю отдохнуть. На следующий день мы получили письмо от г-на Гурджиева: он просил нас не оставаться надолго, потому что он устал и хотел, чтобы мы вернулись управлять делами, пока он будет отдыхать. Он писал: «Вы сможете поехать отдохнуть, когда я вернусь». Конечно же, ученики не останутся, если не будет ни его, ни нас.

Доктор Шернвалл вернулся из Финляндии и привёз значительную сумму денег для Работы. Перед наступлением зимы г-н Гурджиев арендовал зал, где Лили Галумян преподавала гимнастику всем, кто приходил.

В то же время г-н Гурджиев просил нас в свободное время изучать английский язык под руководством Бориса Ферапонтова. Впервые для меня задача оказалась почти невозможной, потому что английские слова не произносятся так, как пишутся, но я начал учить его самостоятельно.

Вскоре г-н Гурджиев тоже начал его учить. Чтобы проверить себя и меня, он дал мне список русских слов, чтобы перевести их на английский; а потом он переводил то, что я написал, обратно на русский. Поскольку моя жена говорила на английском и немецком с детства, г-н Гурджиев счёл очень полезным работать с ней в кафе, где проводил большую часть дня. Иногда он упражнялся с нею в беседе на английском. Он связывал слова вместе, выбирая конкретную тему для разговора, такую как шитьё или другое занятие, или обычные темы для общения. Знание моей женой других языков также помогло г-ну Гурджиеву на встречах с людьми, которые не говорили по-русски.

Однажды мне нужно было ассистировать г-ну Гурджиеву в приватной гостиной в отеле Берлина, где он хотел поговорить с интересовавшимся им немецким бизнесменом. Во время общения немец сказал: «Позвольте мне выйти на минуту и позвонить в Гамбург; меня там ждут, и я могу опоздать».

Г-н Гурджиев ответил: «Зачем? Позовите посыльного, и он сделает ваш звонок. Возможно, линия занята, и вы пойдёте впустую». Посыльный пришёл, и мужчина вытащил записную книжку из кармана, продиктовав посыльному номер. Тот ушёл, чтобы позвонить, а когда вернулся, то сказал, что линия занята, и он никуда не дозвонился.

Общение продолжилось. Я изо всех сил пыталась точно переводить ответы г-на Гурджиева на вопросы немца. Примерно через полтора часа он снова попросил г-на Гурджиева извинить его, чтобы сделать звонок. Снова мы позвали посыльного, и когда он пришёл, мужчина начал доставать свою телефонную книжку, чтобы сказать ему номер. Но я назвала номер сразу же. Немец был очень удивлён и спросил: «Откуда вы знаете мои деловые номера?» Я ответила: «Но вы же говорили посыльному номер полтора часа назад». Он сказал: «И вы запомнили?»

Посыльный вернулся и сообщил, что немец может идти, потому что он дозвонился. Когда тот ушёл, г-н Гурджиев сказал мне: «Отлично! Вы, наверное, заработали для меня лишний ноль в чеке, который он хотел мне выписать».

После этого г-н Гурджиев придумал нечто очень сложное для меня лично. Он нанял прекрасный маленький домик возле моря и просил всех женщин поехать туда жить, как минимум, на одну неделю, а возможно, и больше. Должны были ехать его жена, м-м де Зальцман, м-м Хинзенберг (позже миссис Фрэнк Ллойд Райт), м-м Жукова, м-м Лаврова, м-м Галумян и, конечно же, я.

Все мужчины должны были жить в нашей квартире, а г-на де Зальцмана определили работать на кухню. Можете себе представить, какой несчастной я была, вынужденная оставить мужа и даже не зная, как надолго. Я очень хорошо помню первый вечер, когда я сидела на побережье с м-м Хинзенберг и, очень печальная, рано ушла спать.

Через три или четыре дня, в восемь часов утра, когда все мы ещё спали, кто-то постучал в дверь. Это был г-н Гурджиев. Он сказал нам одеваться и ехать домой.

Мы удивлялись, почему г-н Гурджиев сказал нам учить английский, но вскоре причина стала понятной. Г-н Успенский, который всё ещё оставался в Константинополе, получил неожиданную новость, что его книга «Tertium Organum» была переведена на английский язык и с большим успехом опубликована и в Англии, и в Соединённых Штатах. Он смог поехать в Лондон, где сразу же организовал круг людей, возглавляемых А. Р. Орейджем, издателем The New Age, и начал читать лекции, посвященные представлению идей г-на Гурджиева. Этот круг быстро рос и посетители лекций теперь хотели познакомиться с г-ном Гурджиевым лично. В результате в марте г-н Гурджиев поехал на три недели в Лондон, сопровождаемый моей женой, поскольку он всё ещё не говорил на английском. Позже было решено организовать Институт во Франции на средства, пришедшие из Англии.

Когда я думаю про нашу остановку в Берлине, где мы оставались с августа 1921 по июль 1922 года, я понимаю, что фактически, это была подготовка к переезду во Францию, где г-н Гурджиев наконец-то реализовал на высоком уровне свой Институт Гармонического Развития Человека. Я уверен, что когда мы приехали в Берлин, даже г-н Гурджиев не знал, что произойдёт там, и в каком направлении нам нужно будет приложить наши усилия. Он всегда ждал подходящего момента для следующего шага.

Как только он вернулся в Берлин из Лондона, он начал делать серию покупок, которые вначале очень меня поразили. Нужно упомянуть, что немецкие марки были сильно обесценены, поэтому при наличии