Человек в сером пальто ходил взад и вперёд по улице, играя на тромбоне для рекламы нового ресторана. Я вошёл в магазин, но продавец не хотел брать вазу ни за какую цену. Неожиданно присутствовавшая там дама сказала: «Я предлагаю профессору де Гартману две лиры». Она была на одном из моих симфонических концертов. Я был рад отдать ей вазу и купить то, что нам было срочно необходимо. Я увидел, что «слава – это меньше, чем дым», и за это осознание я снова благодарил г-на Гурджиева.

Однажды в январе, когда ни у г-на Гурджиева, ни у кого-либо из нас совсем не было денег, мы все пришли в зал, чтобы обсудить с г-ном Гурджиевым, что нам делать. Моя жена предложила телеграфировать её брату в Нью-Йорк, чтобы он выслал немного денег, поскольку он был должен мне большую сумму. Через несколько дней прибыли 300 долларов и мы сразу отдали деньги г-ну Гурджиеву Он был очень рад, что в первую очередь мы думаем об оплате аренды Института. Нам он вернул сумму, достаточную для аренды нашего жилья, и чтобы нам хватило немного на жизнь.

После этого мы уже никогда не нуждались: шаг за шагом дела стали улучшаться. С благословения г-на Гурджиева я возобновил работу с учениками, уроки, камерные концерты и работу с оркестром в «Маяке». И всё было так же хорошо, как и летом.

Весной г-н Гурджиев переделал наш зал в некий вид театра, чтобы гимнастику можно было представлять на сцене. Он также начал работать со всевозможными сверхъестественными феноменами: гипнозом, воздействием на расстоянии, телепатией и прочим. Но здесь он только начал эту программу; она развилась позже – во Франции, в Приоре. Я скажу только, что она требовала от учеников максимум внимания и быстрого понимания. Её основная цель была в общей Работе г-на Гурджиева по саморазвитию.

Вскоре обстановка в Константинополе стала быстро ухудшаться, и мы стали думать об отъезде в Берлин. Нам нужно было собрать визы от представительств Болгарии, Сербии, Греции, Венгрии и Чехословакии, а также Германии, чтобы проехать через эти страны. Мы с женой стали заканчивать все наши дела и отменили некоторые из ранее запланированных музыкальных выступлений. За два дня до отъезда мы дали прощальный концерт, принёсший нам немало денег: достаточно для того, чтобы купить билеты и прожить в Берлине целый год.

В последний день г-н Гурджиев сыграл со мной шутку, которую я должен описать. Он сказал мне: «Фома, нет денег. А у вас днём ранее был концерт…» Моя жена, зная разницу между интонациями голоса г-на Гурджиева, когда ему по-настоящему нужны деньги, а когда нет, никогда бы ему не дала ему денег; но я дал. Когда мы собирались сесть в товарный вагон до Белграда, носильщик принёс мешок медвежатины г-ну Гурджиеву, который сказал: «Спасибо, Фома. Благодаря вам я смог купить это мясо для нашего путешествия». Но потом, понюхав, он выбросил его вон…

Я помню, что однажды в Ессентуках Петров цитировал мне то, что г-н Гурджиев сказал ему в Москве: «Сегодня вы для меня дурак, но завтра я буду дураком для вас». Он потом объяснил, что «сегодня вы для меня дурак» обозначает уровень жизни, когда ты не способен быть собой, действовать из настоящего «Я». Благодаря работе по саморазвитию придёт время, когда мы сможем «играть роль» свободно, из своего «Я», даже с нашим учителем. Я снова увидел, что работа г-на Гурджиева была постоянной благотворной игрой с нами, целью которой было привести нас к правильному и активному пониманию.

XVI

Берлин

13 августа 1921 года мы выехали в Берлин с г-ном Гурджиевым, его женой и сестрой моей жены Ниной с семьёй. Мы ехали в товарном вагоне, и нам приходилось сидеть и спать на полу. Прибыв на второй вечер в Софию, столицу Болгарии, мы провели ночь на склоне горы, неподалёку от железнодорожных путей. На следующее утро мы продолжили путь в том же товарном вагоне и вечером добрались до Белграда в Сербии.

Проведя столько дней в товарном вагоне, уставшие, мы надеялись найти отель. Вместо этого, когда мы захотели выйти из поезда, железнодорожная полиция закричала на нас: «Русские, убирайтесь! Въезд в Белград запрещён! Уезжайте в другое место!» Но наш друг, русский консул, которому мы написали заранее, встретил нас на вокзале и уладил все сложности.

На следующее утро мы смогли сесть в немецкий вагон второго класса, такой же чистый и комфортный, как до войны. Вечером мы добрались до Будапешта в Венгрии и провели там несколько дней, оформляя окончательные визы для Германии.

В первое утро г-н Гурджиев снова устроил мне тяжёлые времена. Я, естественно, надеялся, что мы пойдём в центр города к известному Венскому кафе и в музей… но ничего подобного не произошло. Г-н Гурджиев, гуляя по улицам, остановился возле магазина и начал смотреть на иглы и катушки, выставленные в витрине. Я кипел внутри себя, отождествлённый со своими собственными планами.

На германской границе мы были поражены, когда таможенные офицеры, узнав, что мы русские, стали очень вежливы и даже не открывали наш багаж. Утром мы прибыли в Берлин, и вскоре нашли очень хорошую квартиру. Г-н Гурджиев отправился жить к каким-то своим старым русским друзьям, но он часто приходил к нам в гости и даже иногда ночевал на софе в нашей гостиной.

Первая и самая важная необходимость была в деньгах. Нужно было покрыть расходы на жизнь г-на Гурджиева и его жены и организовать продолжение гимнастики для учеников, последовавших за нами из Константинополя. У многих из них не было денег, и им нужна была поддержка для жизни в Берлине. Мы с женой могли продержаться сами, но никому другому помочь не могли. Доктор Шернвалл поехал домой в Финляндию, распродавать всю собственность его и его семьи, оставшуюся там, и пообещал привезти деньги для Работы г-на Гурджиева. На этот момент больше ничего нельзя было сделать. Мы могли заняться более личными делами.

Г-н де Гартман получил письмо от своего друга графа Волвица, который жил в Дрездене и просил нас приехать к нему в гости. Итак, мы решили ехать.

На вокзале нас встретила старинная карета, запряженная шестью лошадьми; два лакея в красной одежде – на запятках, а два других – на облучке.

Мой муж и граф не виделись с тех пор, как началась война, поэтому они были очень рады снова встретиться. Вместе с