Чувства унижения, злости, эйфории, любви… переплетаются как проволока в железном тросе.

— Я. Сказал. Проси! — ровно три мощных толчка и я опять подвешена в невыносимой пытке.

— Пожалуйста, дай мне кончить! Не останавливайся! — срываюсь на слезы. Неуместные, глупые, но… Меня накрывает от происходящего. Утягивает в неизвестность и сомнения.

Безжалостные пальцы сжимаются сильнее на ягодицах, Демьян разгоняется, вбиваясь в меня в полную силу, доводя до помешательства. Мой крик тонет в широкой ладони, зажавшей рот. Тело не слушается, пропуская токи оргазма. По щекам текут соленые капли, падая на стол.

— Ты мой слэм-данк, Лиза, — раздается над ухом неожиданно ласковый шепот Голицына, — Ты моя любовь.

И я неконтролируемо погружаюсь в очередную нирвану, ощущая пульсацию члена внутри.

— Ненормальный, — не могу подняться, продолжая лежать на столе.

— А ты прекрасна, выдра, — целует в шею. — Моя-я.

— Интересная у меня будет лекция. Без трусов, — начинаю тихо смеяться.

— Твою мать, — чертыхается Дема. — Терпеть тебе меня на всех оставшихся парах, маленькая.

— Пф-ф, — фыркаю, опуская юбку.

Вид, конечно, у меня “отличный”. Ни разу незаметно, чем занималась. Со стороны так с табором цыган, а по факту — хватило Голицына.

Стук в дверь оглушает, а следом раздается чрезмерно звонкий голос Марины Анискиной.

— Владислав Тимофеевич, а вы не видели Елизавету Андреевну? Я тут уже час сижу. Сказали, она ушла в деканат.

У меня внутри все скручивается неприятными спазмами. Одно желание, проломить пол и уйти подвалами.

— Точно в деканат? — раздается голос Влада.

Я как-то по инерции льну к Демьяну и кладу пальцы на его губы. Такое чувство, что Голицын намеренно хочет что-то ляпнуть и выставить нас напоказ. Он же убирает мою ладонь и целует в висок.

— Я понял, — произносит одними губами. — Но против.

— Спасибо, — обнимаю его за талию, прижимаясь лбом к груди.

Шаги в коридоре стихают, принося расслабление. Быстро поправляю кофту. Лезу под стол за разбросанными шпильками и наспех кручу пучок на затылке.

— Уходи быстрее, — прошу Демьяна, подталкивая к двери.

— Вот еще, — хмыкает, врастая в пол.

— Дем, пожалуйста. Я освобожусь через две пары.

— Я тебя голой с другими не оставлю, — упирается. — Но ты можешь надеть мои трусы. Как вариант.

Пялимся друг на друга. Вероятно, оба представляем себе предложенный выход из ситуации. Не выдерживаю первой и начинаю смеяться, а следом Демьян.

— Дурак, — качаю головой. — Иди уже. Не мешай работать. Через две недели экзамены.

Глава 41

ДЕМЬЯН

Делаю вид, что уступаю. Ухожу. Лиза еще не знает, что вернусь, когда у нее занятия начнутся. Выгнать не сможет, она ж правильная училка.

Дохожу до лестничного проема и натыкаюсь на Анискину. Вот, бля, сталкерша! Я скоро сам буду ее бояться.

— И что мне с тобой сделать, хвостик? — приваливаюсь плечом к стене, сложив руки на груди. — Подслушивала?

Опустив глаза, Маринка переминается с ноги на ногу, сжимая пальцами край кофты.

— Я… случайно. Не хотела, — краснеет и с покаянным вздохом опускает плечи. — В общем, Вика к ректору бегала… Вот я и подумала…

— Ясно, — прерываю, понимая продолжение без слов. — Спасибо.

— Ну, не за что, — пожимает плечами, расплываясь в улыбке.

— Но ходить за мной прекращай, — добавляю серьезно, чтобы наверняка посыл дошел.

Настойчивый звонок на мобилу, прерывает гляделки. Отвлекаюсь, доставая гаджет из кармана.

Стенин.

— Ладно, пока, — отваливаю, спускаясь по лестнице.

Принимаю вызов, когда меня окликает Маринка:

— Дем, а ты, правда, меня не узнаешь?

— Погоди секунду, — бурчу Ромке и разворачиваюсь к Анискиной. — Уточни…

— Нет… Ничего, — махает рукой и идет вверх по лестнице.

— Ром, перезвоню.

Отключаюсь и через несколько ступеней бегу за Маринкой. Торможу, разворачивая к себе за плечо. Смотрит на меня глазами полными слез, шмыгает носом.

Что еще за новости, блять? Я ее не трахал — точняк.

— Че за шняга? — давлю, пытаясь считать ответ на смазливом фейсе. — Сделала вброс, херачь по полной.

— Мы встречались пять лет назад. В больнице… — вытирает щеки всхлипывая. — Я в тот год практику проходила у мамы в отделении… санитаркой.

Конечно, я помню время и место, о котором она говорит. Но не ее. Странно устроена жизнь. Одни откровения тянут за собой другие, сталкиваясь мистическим образом. Только недавно выслушал исповедь отца, ворвавшись в прошлое. А теперь вот Анискина добавляет.

— Я присматривала за Пашей… До конца, — в памяти всплывает зареванное лицо малышки в белом халате, что стояла, вцепившись в оборудование с мониторами. Тогда у нее была длинная коса, а сейчас короткая стрижка.

— Я помню, — киваю, притягивая Маринку к себе. Глажу по голове успокаивая.

— И я не в тебя влюбилась, Голицын, — гундосит, но не отталкивает. — А… в него. Павел всегда говорил, что за тобой надо присматривать.

Невидимая рука сжимает сердце. Ком в горле давит на кадык. Сглатываю до боли в глотке. Привычная реакция, когда думаю о Пашке.

— Мой брат всегда был занудой, — горько усмехаюсь.

По факту же благодарен этой странной девчонке, что она до сих пор помнит. Помыслить не мог, что подобное для меня важно.

— А я сначала думала, что вы друзья, — отстраняется, убирая волосы за уши. — Потом Паша рассекретил, что братья. Мы много разговаривали, особенно ночами. У него была бессонница.

— Расскажешь потом? — неужели Паха был в курсах?! И не проговорился же партизан… Знал мой характер.

— Конечно, — улыбается Анискина, достает телефон и выискивает в галерее фото, показывая мне.

На снимке лысый брат лежит на кровати, а с ним Маришка. Оба лыбятся в камеру, делая селфи. Тепло разливается по груди. Прикольное фото.

— Перешлешь?

— Конечно, — соглашается. — У меня много снимков с Пашей.

Мой телефон снова оживает. Совсем забыл про Ромку. Сбрасываю ему сообщение о встрече через пять минут на парковке.

— Анискина, ты мой герой, — целую в щеку, притянув за шею. — Не теряйся.

Отпихивает меня смущаясь. Салютую двумя пальцами у виска и сваливаю на встречу с другом.

Хитросплетения судьбы поражают. Где-то больно, где-то до приторности приятно. Принять действительность без Пашки было сложно, но неизбежно. Гнать от себя мысли — тупо и неправильно. А получать новые истории из жизни брата спустя пять лет, к тому же с фотками — это как продолжение. Будто он все еще рядом. Кайфовое чувство, хоть и с горечью.

С появлением Лизы на многое смотрю иначе. Заработали амортизаторы. Нет желания жестко реагировать на каждый ухаб, хоть и не всегда. В тот день, когда я сорвался за Полянской и нашел ее в истерике на кладбище, понял, что у каждого есть мучительные воспоминания, непогашенное чувство вины и сожаление. Можно упиваться всем этим,