— Лиза! Стой! — Демьян бежит ко мне. — Подожди. Не уезжай…

Прыгаю в салон и бросаю хрипло:

— Поезжайте скорее!

Водитель сразу трогается, сворачивая на центральную дорогу в паре шагов от Голицына.

Осознание, что я разрушила все своими руками, выворачивает наизнанку. И не представляю, как буду без Демы… А засыпать без надежды и веры в лучшее? Как забыть эти нелепые прозвища: “Дюймовочка” и “выдра”? Не мечтать о страстных ночах, наполненных любовью и безумством?

Прошу таксиста остановить на мосту. Выхожу, вцепляюсь в перила, вою, заливаясь слезами, и прощаюсь-прощаюсь-прощаюсь. Я всегда прощаюсь с теми, кого люблю.

— Да за что?! — кричу в темноту, и мой голос тонет в шуме потока машин.

Надо просто лечь спать. Отдохнуть. Смириться. Сделала выбор — будь добра, тяни. Без Анечки никак нельзя.

Вот и ответ.

Телефон всхлипывает входящими сообщениями. Их много и все от Демьяна. Провожу по цифрам для разблокировки экрана. Надо убрать контакт в блек-лист. Перенести в прошлое. Только глаза сами цепляют текст:

23:05 Демьян: “Лиза, не закрывайся от меня. Давай поговорим. Спокойно, без эмоций. Ты испугалась, да? Потому что чувствуешь, что между нами все серьезно? Маленькая моя, не делай глупости.”

23:07 Демьян: “Лиз, я не безнадежен. Я смогу обеспечивать вас с Аней.”

23:08 Демьян: “Где ты? Я приеду.”

23:09 Демьян: “Бля, Лиз, не игнорь. Буду у тебя через полчаса.”

Возвращаюсь в такси и называю домашний адрес. Смотрю на время. Успеваю. К черту! Он прав. Я не хочу прощаться вот так. По-скотски. Расскажу ему все. Дема поймет. Мой любимый мальчик обязательно все поймет.

Глава 44

ДЕМЬЯН

Меня размазывает от внутренней агонии. Ожидал чего угодно, но слова Лизы как, блять, гром среди ясного неба с молнией в самое сердце. Жалила, а глаза в сторону отводила. Меня изначально накрыло яростью. Думал, не сдержусь, вытворю дичь. Но стоило увидеть, как быстро выдра уходит… Понял, что не могу отпустить. Никак. Без вариантов. Украду, заставлю, убью, но… Моя она.

Несусь к Лизе как на пожар. Пролетаю пару светофоров на красный. В грудине саднит. Бью ладонью по рулю. Дергаю за корни волос. Левое запястье горит до нестерпимого желания растереть.

Дорогу перегораживает грузовик. Психую. Жму на клаксон.

— Твою мать! Свали на хуй! — ору в окно.

С визгом колес торможу у нужного подъезда. И застываю. Не могу заставить себя заглушить мотор и подняться. Что, если она сказала правду, а я дебил, надумал все остальное? Что, если это последняя наша встреча, когда я буду к ней близок? И этих, сука, “если” дохуя!

Пиздец.

Откидываю голову назад и закрываю глаза, сражаясь с тремором внутри. Растираю до боли левое запястье.

Лиза, прошу, только не отказывайся от меня…

Сбоку шарашит железная дверь о стену. Перевожу взгляд на пьяного мужика. Он идет не разбирая дороги. Зигзагом. Спокойный и довольный судя по роже. Завидую. Тоже хочу напиться. В хлам!

Ладно, Дема, яйца в кулак и вперед.

Глушу мотор и вываливаюсь на улицу. Неожиданно спокойно шагаю к подъезду. Вызываю лифт и поднимаюсь. Не успеваю дойти до двери, как Лиза открывает ее.

Ждала…

Захожу. Стоим в крохотной прихожей. Смотрим друг на друга. Стискиваю зубы до ноющих челюстей. Хватаю воздух ноздрями. Мало кислорода. Дышу-дышу-дышу. Дико рассматриваю ее, стараясь уловить любое изменение.

Глаза у выдры красные. Мордашка зареванная. Что же, блять, происходит?

— Поговорим? — нарушаю тишину.

Лиза кивает и тяжело сглатывает. На ресницах появляются слезы. Тяну на себя и прижимаю к груди. Обнимает меня за талию, прячет лицо и ревет. Глажу по голове и спине. Дрожит моя маленькая. Беру на руки, скидываю обувь и уношу в комнату. Сажаю себе на колени. Заглядываю в лицо, вытирая мокрые дорожки.

— Мы со всем справимся, Лиз, — говорю тихо, целую в лоб. — Прекращай плакать.

Мотает головой всхлипывая. Обнимает за шею и снова ревет. Качаю ее как ребенка, шепчу нежные слова, целую волосы, скулы, плечи.

— Лизочка… Ну, хватит, плакса. Это из-за меня? Тебе кто-то что-то сказал? Или тебя обидели? Расскажи мне, родная…

Я был готов ко многому, но то, что говорила Лиза, вводило меня в состояние анабиоза. Все понимаю, чувствую, но переварить сложно. Особенно в отношении моего родственника. Чувство вины, с которым жила Лизка, съедало ее. Но, что мне, блять, непонятно, так это поведение Влада. Знал, что есть дочь и не пытался ничего делать два года?! Как так, сука? Он что железный Феликс?! Это не Лиза должна была удочерять Аню, а Лобанов жрать землю, чтобы сделать ребенка счастливым. А в том, что, возвращаясь в город, Михаил не справился с управлением, и они с Олесей разбились, Лиза не виновата. Это гребаная судьба. Стечение обстоятельств.

К концу рассказа начинаю понимать, в какую задницу мы попали с моей выдрой. Лобанов все просчитал и продумал, и я бессилен, что-то изменить. Можно, конечно, мне через тест ДНК признать Аню своей, но если то же самое проделает Влад, то отцовство будет очевидным.

Может убить Лобанова?

Жесть.

Наверное, будь я тем, кем был до встречи с Лизой, то эгоистично поставил бы ультиматум. А может, забил хуй и свалил. Но раньше я не любил никого, а теперь… В сложившейся ситуации даже психануть не получается. На чаше весов ребенок и я. Выбор очевиден. Сам бы поступил так же.

— Для меня очень важно, чтобы ты меня понял, — тихо просит Лиза, целуя в шею.

Обнимаю ее до треска костей, вдыхаю на максимум.

— Я понимаю, маленькая, — трусь губами о макушку. — Ты самая замечательная, Лиз. В разы лучше всех, кого я знаю.

Рассказываю Дюймовочке историю своей семьи. Без утайки. Откровенность за откровенность. Пусть ей будет чуточку проще, зная, что дерьмо случается не только у нее.

— Дем? — зовет меня, проводя ладонью по щеке, когда заканчиваю рассказ красочными матами.

— М? — смотрю на нее.

Лиза робко улыбается, что не вяжется с ее опухшими от слез глазами.

— Представляешь… у тебя был брат. Родной. Это же чудесно, Демочка. И ты провел с ним все свое детство. Вот что важно. Поблагодари маму. На осуждение и обиды ты права не имеешь.

Как Полянская это делает? Переворачивает вверх дном душу, а потом взрывает.

— Безумно люблю тебя, Лиз.

— И я люблю тебя, Дем, — у меня внутри все сжимается до точки, а потом ослепительным светом разрывается, мешая дышать.