прежде всего с точки зрения их пользы для практических мероприятий, необходимо покончить «с таким положением, чтобы защита диссертации была самоцелью. Диссертация должна являться работой, в той или иной степени способствующей движению вперед науки или техники». Диссертация должна явиться «завершающим этапом определенного периода практической работы соискателя в конкретной области науки».

Важно уже при утверждении тематики диссертаций ставить перед соискателями научных степеней задачу использования результатов научного исследования в практической деятельности[322].

Как будто для нас, сегодняшних, сказано…

Но вернемся к выступлению Алексея Николаевича на ХХ съезде.

Ближе к концу доклада Косыгин высказался относительно мероприятий по «совершенствованию социалистического планирования»:

— Всем известны мероприятия Центрального комитета нашей партии и Советского правительства, направленные на улучшение плановой работы. Это — образование Госплана по перспективному планированию и Госэкономкомиссии — по текущему планированию, решение об изменении практики планирования сельского хозяйства и целый ряд других важных вопросов в области планирования.

Косыгин считал, что планы не в полном объеме отражают требования «закона планомерного (пропорционального) развития социалистического хозяйства», в результате в национальном хозяйстве появляются «временные, частичные диспропорции, которые в известной мере тормозят развитие ряда его отраслей». В связи с этим Алексей Николаевич сделал «некоторые замечания» по планированию капиталовложений:

— Ныне действующий порядок планирования капитальных работ имеет серьезные недостатки, заключающиеся в том, что капиталовложения планируются по объектам только на один год, хотя строительство промышленных и других объектов, как правило, рассчитывается на несколько лет. Финансирование капитальных работ целесообразно организовать таким образом, чтобы отпуск средств производился по мере их освоения, независимо от годовых назначений по данному объекту, в пределах общего объема финансирования капитальных работ.

Здесь в первый раз раздались аплодисменты: так отреагировали те, кому непосредственно приходилось сталкиваться с проблемами, поднятыми Косыгиным.

— Другой вопрос, — продолжал Алексей Николаевич, — относительно увязки текущих и перспективных планов. Имевшие место частичные диспропорции в хозяйстве объясняются в значительной мере тем, что у нас не придавалось должного значения перспективному планированию. В истекшей пятилетке отсутствие в ряде случаев согласованности между текущими и перспективными планами обусловливалось тем, что наши планирующие органы не разработали на основе директив XIX съезда партии детального пятилетнего плана развития народного хозяйства. Между тем известно, что еще первый пятилетний план был разработан и имел показатели в годовом разрезе… Наши экономисты и плановики почти ничего не сделали в части улучшения дела перспективного планирования. С их стороны не было проявлено должной заботы о комплексной разработке всех показателей народнохозяйственного плана, о взаимной увязке этих показателей в пятилетнем и годовых планах.

В самом конце выступления Косыгин суммировал:

— Жизнь требует поднять народнохозяйственное планирование на более высокий уровень. Нужно уделить большее внимание разработке качественных показателей народнохозяйственных планов. При составлении перспективных народнохозяйственных планов необходимо также разрабатывать проектировки по государственному бюджету и по балансам денежных доходов и расходов.

Необходимость постоянного совершенствования методов планирования диктуется объективно действующим законом планомерного (пропорционального) развития народного хозяйства нашей страны. («Аплодисменты».)[323]

По сути, своим монологом Алексей Николаевич в пух и прах разнес работу всего Госплана… Это подразумевало одно — последние годы страна развивалась без всякой опоры на план, последнего просто в реальности не было…

Выступление Алексея Николаевича отметили и оценили: «По пятому пятилетнему плану не был утвержден подробно разработанный план по годам и отраслям промышленности, что отрицательно сказалось на ведении народного хозяйства, о чем справедливо говорил с этой трибуны товарищ Косыгин»[324].

Инициатива, как говорится, «наказуема»: в ходе съезда Алексей Николаевич был избран не только членом Центрального комитета КПСС, но и в состав комиссии по рассмотрению поправок и дополнений к проекту «директив XX съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956–1960 годы»[325]. В сущности, правильно: столько, сколько знал он о советской экономике, не знали ни Н. А. Булганин, занявший пост председателя Совета министров Советского Союза, ни сам Н. С. Хрущев, который был первым секретарем ЦК КПСС. Косыгин был, и оставался, хозяйственником-практиком, а не экономистом-теоретиком, без конца, к месту или не к месту, цитирующим «Капитал» Маркса, но мало имеющим представления о конкретных, а не «в общем и целом» проблемах национального хозяйства, его отдельных отраслей и даже отдельных предприятий. Но и у самого Косыгина не было ни одной теоретической или обобщающей работы, в которой суммировался бы опыт его деятельности в той или иной хозяйственной отрасли или во всем национальном хозяйственном комплексе.

Был Алексей Николаевич и на том самом знаменитом «закрытом» совещании 25 февраля, на котором Н. С. Хрущев выступил с докладом «О культе личности и его последствиях»…

…Фотограф съезда запечатлел для истории один из дней съезда: Хрущев на трибуне, выступая, как всегда, эмоционален и экстравагантен. А в самом верхнем ряду президиума, в правом углу одинокая фигура Алексея Николаевича, как всегда — немного грустного и углубленного в свои мысли. О чем думал? О четырнадцати годах, проведенных «рядом со Сталиным»? О Жданове? О «Ленинградском деле»? О том, что ждало его и семью, окажись он сам в жерновах репрессий? О многом из того, что произнес на съезде Хрущев, Косыгин знал. Но никогда после февраля 1956-го Алексей Николаевич не давал никаких публичных оценок ни самому съезду, ни выступлению Хрущева, ни его докладу; никогда не делился своим отношением к тем фактам, которые прозвучали в докладе о «культе личности». Никогда…

* * *

18 сентября 1956 года умер отец Алексея Николаевича… Ему казалось — все перевернулось… Весной Николаю Ильичу исполнилось 87 лет, но ничто не предвещало ухода из жизни… Последний раз они встречались летом 1955-го, в память о той встрече осталась их совместная фотография, сделанная в Архангельском (под Москвой): отец и сын, полулежа в высокой траве, улыбающиеся и счастливые самой жизнью.

Косыгина-старшего похоронили на Смоленском православном кладбище Ленинграда, там же вечным сном спали его жена, отец, сестры… Стоя у свежего могильного холма, Алексей Николаевич вспоминал прошедшие годы. Отец после смерти матери старался сделать все, чтобы «вывести сыновей в люди»: деньги за учебу в училище, которые отец мог бы потратить на себя, но счел правильным «вложиться» в сыновей; голодные первые послереволюционные годы; служба в Красной армии и письма к отцу, в которых Алексей «забрасывал» Николая Ильича вопросами о том, что ему делать после мобилизации, чему посвятить свою жизнь. Вспоминал Косыгин-младший, насколько бесценна была помощь отца в 1920-е и 1930-е годы, когда заработок Косыгина-старшего помог ему — ученику техникума, а затем и студенту института, — когда с финансами было очень туго. Не забыл Алексей Николаевич и письма отца, приходившие в Новосибирск в 1920-е, когда